Спи, милый принц - Дэвид Дикинсон

— Думаю, все началось, когда те молодые офицеры взяли с собой принца Эдди в Плимут.

Слова капитана Уильямса летели мимо Пауэрскорта. Он напрягал слух, чтобы уловить их, подобно тому, как полевой игрок «на срезке» ловит соскользнувший с биты бэтсмена мяч.

— Им полагалось той же ночью вернуть его на борт, так мы с ними условились. Я отчетливо это помню, — капитан Уильямс обратил к Пауэрскорту лицо со слезящимися от ветра красными глазами.

— Но они его не вернули. Нарушили приказ.

Снова пауза — капитан заставлял свои мысли вернуться на тринадцать лет назад, к событиям, ставшим преддверием его позора.

— Они отвели его в какой-то бордель для матросов. Сказали потом, что хотели сделать из него мужчину. Что мальчику, который станет когда-нибудь королем, пора обратиться в мужчину. А через пару часов вернулись за ним и повели в другой.

— В другой бордель? — Пауэрскорт старался, чтобы слова, им выкрикиваемые, звучали помягче.

— Боюсь, что так. До конца ночи им вполне мог подвернуться и третий. А уж потом привезли на борт. Я наложил на него строгое взыскание — за то, что он не вернулся на корабль, когда ему было приказано. И знаете, что он сделал, принц Эдди? Он просто улыбнулся мне этой своей глуповатой улыбкой.

Улыбкой, которая сопровождала его и в могилу, подумал Пауэрскорт, вспомнив данное Ланкастером описание трупа.

— Чего мы не знали, конечно, так это того, чем он и юнцы постарше занимались, на ночь глядя, в их общей спальне.

О Боже, подумал Пауэрскорт, Боже мой. Он вспомнил рассказ мужа леди Элинор о том, что творится порой на судах, подобных «Британии». Море теперь выкладывало перед ними на берег длинные, толстые полосы пены. Ветер гнал ее по берегу, сдувая на дюны, где она постепенно испарялась.

— Их было пятеро, — продолжал Уильямс, теперь уже торопливо — похоже, он думал о большой порции выпивки, ожидающей его под конец этого тяжкого испытания.

Пятеро, с горечью подумал Пауэрскорт. Совсем как этих чертовых конюших.

— Недозволительные половые сношения, так назвал это проводивший расследование адмирал. Все пятеро вступали друг с другом — каждый с каждым — в недозволительные половые сношения. И все заболели. Сильно заболели.

— Заболели чем? — теперь уже шепотом спросил Пауэрскорт.

— Сифилис, так это называется. Сифилис. Я до той поры о нем и не слышал.

Язвы, думал Пауэрскорт, он начинается с язв. Потом жар, головные боли, сыпь, гнойнички. Месть Нового Света Старому, перенесенная через Атлантику моряками, чтобы потомство их распространило ее по городам и весям Европы. «Французская болезнь», почти неизлечимая. Морские вояжи — уж не думали ль они, что долгий морской вояж решит все их проблемы? Обзаведись кораблем, назови его, за неимением лучшего имени, «Вакханкой», помести на борт преступного принца с братом и отправь в кругосветное плавание. Морской вояж. Шансов заразить кого-либо еще никаких, сказал он себе, чертову посудину патрулировали днем и ночью, команду и пассажиров подвергали строжайшим медицинским осмотрам. Боже милостивый.

— Отец принца обошелся с другими юнцами очень по-доброму. Говорили, что он оплатил их лечение, да и после очень о них заботился.

Так, значит, это все-таки был не шантаж, сообразил Пауэрскорт. Это могла быть самозащита. Те самые двадцать тысяч сверх его годового дохода, которые принц Уэльский тратил из года в год. Цифру эту назвал ему еще в начале расследования Уильям Берк, а тот всегда был точен в своей арифметике. Никакой не шантаж, просто регулярные выплаты средств, потребных для лечения, — возможно, за границей, у дорогих докторов, — молодых людей, чье будущее загублено, однако в том, что касается денег, на мели они, благодаря Мальборо-Хаусу и «Месье Финчс и компании», все же не оказались. Годы и годы выплат, вероятно, продолжающихся и поныне. Не удивительно, что они не пожелали рассказать ему что-либо. Не удивительно, что убийство принца Эдди прямо в его кровати нимало их не удивило.

— Пожалуй, нам пора вернуться домой. Я сожалею, что вам пришлось так несладко. И очень вам благодарен. У вас имеются имена тех юношей?

— Имеются, о да, имеются. Да. По временам я достаю этот список, смотрю на него и думаю, что лучше бы мне было не рождаться на свет.

Вернувшись домой, капитан первым делом нырнул в буфетную за кухней. Пауэрскорт услышал бульканье наливаемой в стакан жидкости. Затем пауза, звук основательного глотка, снова бульканье. Когда Уильямс вышел из буфетной, выглядел он гораздо лучше.

— Я так задрог, лорд Пауэрскорт. Медицинский виски хорошо разгоняет кровь. Не желаете стаканчик?

— Разве что очень маленький, — ответил Пауэрскорт и погадал, какую порцию получил бы, попроси он большой.

— Адреса, если вы будете столь добры, — Пауэрскорт, изумляясь переменам, происшедшим в поведении Уильямса, баюкал стаканчик в ладони.

Еще один листок бумаги укрылся в его бумажнике. Эмбл он покинул тем же экипажем, каким туда и приехал.

Капитан Уильямс стоял в двери дома и смотрел вслед гостю. До конца жизни предстояло ему вспоминать человека, явившегося к нему в этот день, прогулку по берегу, летящих хвостом вперед чаек, старания гостя уловить его уносимые ветром слова. Еще одно страшноватое воспоминание в его богатой коллекции.

Адреса Пауэрскорт прочитал, возвращаясь в отель. Эта компания, по крайней мере, не разбросана по четырем концам Великобритании, подумал он. Однако при мысли о следующем раунде разговоров, о том, что ему придется снова раскапывать прошлое, ворошить былое, он почти пожелал такого разброса.

Собственно, я должен испытывать немалое удовлетворение, говорил он себе, пока экипаж, погромыхивая по выметенным ветром улочкам, вез его на новое свидание с приютом умалишенных.

При возвращении Пауэрскорта в дом сестры на Сент-Джеймсской площади его ожидала записка от Роузбери, содержавшая просьбу заглянуть к нему при первой же возможности. Имелась также записка от лорда Джорджа Скотта, прежнего капитана «Вакханки», сообщавшая, что капитан будет иметь честь встретиться с лордом Пауэрскортом завтра утром в клубе «Арми энд нэйви»[54]. Имелся поступивший из Мальборо-Хауса отчет Джеймса Филлипса, соглядатая-лакея, сообщавшего, что никаких сплетен о смерти принца Эдди между слугами не ходит и что принц Уэльский уехал в Истон-Лодж, погостить у леди Брук. И наконец, имелась записка от леди Люси, тонко пахнувшая ее духами и содержавшая просьбу пожаловать в следующее воскресенье на ленч в ее дом на Маркем-сквер.

Мы собираемся устроить крестины Робертова корабля. Думаю, им надлежит состояться после ленча у Круглого пруда Кенсингтон-Гарденз. Все необходимое шампанское я, разумеется, обеспечу.

Роберт решил дать своему кораблю имя «Британия». Весьма патриотично для столь юного существа, вы не находите?