Незримые нити - Евгения Горская

— Еще бы не согласилась! — вздохнула Наташа. — Улыбаешься бабам во весь рот, они и тают.

— Никому я не улыбаюсь! А тетке я заплатил.

— Сколько? — зачем-то спросила Наташа.

— Десять тысяч. Много?

Наташа пожала плечами, она понятия не имела, сколько нужно платить за чужие паспортные данные.

— А у мальчишки действительно ветрянка, — похвастался Семен. — Помнишь соседку с ребенком?

— Вы с хозяйкой встречались на квартире, куда тебя заманивали?

— Угу. Я к соседке заглянул, она меня очень благодарила. Я хороший врач?

— Отличный, — похвалила Наташа.

Уже совсем поздно, когда Семен заснул, она встала и отправила все фото паспорта таинственного съемщика квартиры с телефона Семена на свой. Кузя неодобрительно топтался рядом с ней и укоризненно поводил головой. А когда она снова легла, тяжело и обиженно вздохнул.

О прошлых ошибках убийца не жалел. Сейчас поступил бы по-другому, но машины времени у него не было и изменить что-то в прошлом было невозможно. Сейчас главным было не допустить, чтобы прошлое открылось, и он старался все для этого сделать.

И знал, что сделает.

Несмотря на ошибки, он приближался к жертве. Это походило бы на игру, если бы не было столь опасно. Иногда убийца казался себе охотником, подстерегающим добычу, а порой почти богом, которому принадлежат чужие жизни.

Впрочем, и в том и в другом случае он понимал, что конец может стать для него ужасным, и осторожно продумывал каждый свой шаг.

Новый год стремительно приближался, а покупать подарки Антонина даже не начинала. Нужно было немедленно отправляться по магазинам, чего Антонина очень не любила. Спасительная мысль пришла, когда она подводила глаза. Антонина накрасила ресницы, потом губы, оглядела себя в зеркало и осталась довольна.

Нужно купить у Наташи картины. Это будет для всех отличным подарком, и для Маши с Костей, и для Михаила.

Раньше Боре тоже можно было подарить картину, но теперь делать брату подобные подарки невозможно, Лизе может не понравиться.

Антонина позвонила Наташе и ласково спросила:

— Наташенька, ты продаешь картины?

— Продаю, — отчего-то удивилась девушка. Наверное, ожидала услышать от Антонины что-то другое.

— Не возражаешь, если я подъеду и что-нибудь выберу?

Художница не возражала. Антонина быстро оделась и, экономя деньги, добралась до Натальи на метро. Идти было недалеко, но противно, посыпанные какой-то противогололедной дрянью тротуары были покрыты черной грязной жижей. Антонине было жаль новые замшевые сапоги. В подъезде она попыталась тщательно вытереть обувь, но подошвы продолжали оставлять грязные следы.

— Не разувайтесь, — запротестовала Наташа, когда Антонина принялась расстегивать обувь.

Антонина отмахнулась и, не слушая, босыми ногами по-хозяйски направилась в комнату-мастерскую.

Предложенные картины она рассматривала долго. Работы ей нравились. Что-то теплое было в неброских пейзажах и натюрмортах. Наверное, Наташа видела мир таким же, как Антонина.

— Эту и эту, — решила Антонина, отбирая два пейзажа.

Пожалуй, надо было выбрать что-то и для себя, но покупать картину себе в данный момент было непозволительной тратой. Деньги могут очень понадобиться, когда родится малыш.

Антонина тут же через мобильный банк расплатилась с художницей и напоследок спросила:

— Насчет убийства ничего нового?

Спросила как бы между прочим, но занимал ее этот вопрос сильно.

Наташа покачала головой и покусала губы. Девочка нервничала.

— Как дела у Семена Аркадьевича? — лукаво улыбнулась Антонина и пояснила: — Я видела вас, когда Семен приезжал на мой вызов. Помните? В воскресенье. Я попросила его посмотреть мою знакомую. А тебя видела в окно.

Наташа вздохнула, замялась. Антонина ее не торопила.

Неожиданно ей стало жалко молодую красивую Наташу. Как будто над девушкой висела непонятная угроза, которую никто не мог видеть, кроме Антонины.

Наташа подняла на Антонину задумчивые глаза и заговорила.

Наверное, ей больше не с кем было поделиться своими страхами.

Антонина внимательно слушала, как Наташа заметила темную машину сначала у клиники, а потом у дома Семена. А потом у того дома, куда Семена вызвали к больной женщине. Вызов оказался ложным.

Потом Наташа показала Антонине фотографию с паспорта человека, снявшего ту квартиру, где никакой больной не оказалось.

На Антонину смотрело лицо Оксаниного парня Степана.

* * *

Помчаться к Ирене хотелось немедленно. Он бы и помчался, но жене пришлось бы что-то объяснять в связи с таким ранним уходом, а врать лишнего не хотелось.

— Как ты думаешь, что купить Антонине Александровне? — задумчиво спросила Лиза.

Жена поднялась рано, вместе с ним. Борис старался разговаривать с ней очень ласково.

Он пожал плечами. Раньше он, как правило, дарил Антонине духи. Заходил в любой дорогой магазин и просил продавщицу выбрать подарок. Он знал, Антонина духи любила.

Пару раз покупал золотые висюльки. Но это не на Новый год, на день рождения.

А лет пять назад принес сестре тряпичного домового. Аляповатые изделия народных промыслов продавала такая некрасивая девушка, что Борис просто не мог пройти мимо, пожалел несчастную. Домовому Антонина обрадовалась больше, чем золотым висюлькам. Домовой до сих пор висел у нее в прихожей.

— Я сам ей что-нибудь куплю, — пообещал Борис. Подумать о подарках дочери и зятю тоже следовало, но уж очень не хотелось.

— Времени остается совсем мало.

— Ничего, успею.

Лиза поводила пальчиком по столу и подняла на него глаза.

— Мы будем дома на Новый год?

— Где ты захочешь, там и встретим. — Он погладил Лизины пальцы. — Я пошел, Лизочка.

Ему не хотелось думать о наступающем празднике. Он и раньше выходные не очень любил, а сейчас предстоящие каникулы вызывали настоящую тоску.

Что-то ненормальное было в его внезапном чувстве к Ирене. Он словно всю жизнь копил в себе любовь, не давая ей выплеснуться, и теперь это нерастраченное чувство заполнило его целиком и едва ли позволит вернуться к нормальной спокойной жизни.

На его стук в дверь Ирена открыла не сразу, и в какой-то момент он успел подумать, что никогда больше ее не видеть было бы к лучшему. Для всех.

Ирена распахнула дверь, и, окунаясь подбородком в ее волосы, он понял, что только это и есть его настоящая жизнь и никакой другой он не хочет.