Ты станешь моей - Дина Данич

устало возразила я. - Мы усыновили Мишу.

- Почему?

- Потому что я - дефектная женщина.

Я с трудом сдержалась, чтобы не продолжить и не выдать всю правду, как было.

- Ласточка… - в его голосе было столько сожаления, что я все же не смогла сдержать подступающих слез. Отвернулась и запрокинула голову, чтобы успокоиться. Хотя бы немного. - Прости, зря я спросил.

- Дело прошлое, - сухо ответила я, так и не повернувшись. - Ты поправляйся, Вить. Мне к сыну надо.

- Конечно, маленькая. Я буду ждать. Приходи с ним?

Я все же обернулась к нему.

- Саша не сказал тебе, что Миша в больнице на обследовании?

- Что-то серьезное? - тут же напрягся муж.

- Будем надеяться, что нет, - натянуто улыбнулась я, решив не вдаваться пока в подробности. - Поправляйся.

А затем я просто сбежала, пока Воронцов не спросил еще что-то. И только оказавшись по ту сторону двери, я позволила себе разрыдаться. Зажимала рот ладонью, чтобы муж не услышал, а сама сползла по стене и беззвучно плакала…

На выходе из больницы я столкнулась с Александром. И судя по его виду, ждал он меня. А значит, был в курсе, что приехала.

- Зачем ты ему рассказал?

- Рассказал что? - невозмутимо уточнил тот. И снова этот снисходительно-презрительный взгляд.

- Про Мишу.

- Зачем рассказал брату, что у него есть сын? Может, для того, чтобы его клуша-жена перестала творить херню и успокоила своих бабских тараканов в башке? - довольно грубо выдал Воронцов-младший.

- Раз я настолько недалекая, по-твоему, какого черта ты не дал мне уехать? - сквозь зубы процедила я.

Все-таки умел этот человек выводить других - я настолько разозлилась, что даже слезы высохли.

- Уважаю выбор брата, - оскалился Саша. - А ты - уважай фамилию, которую носишь.

- Тебя не касаются наши отношения! И если ты думаешь, что сможешь силой меня удерживать…

- Я не думаю, я знаю, Янина. И лучше бы тебе выбросить из головы всякий бред, взяться за ум и продолжать быть послушной женой. Тем более у тебя муж в больнице.

- А если нет? Посадишь меня под замок? Запретишь выходить? И как долго сможешь удерживать меня? Рано или поздно Витя вернется домой, и тогда…

- Что тогда? - бесцеремонно перебил меня Александр. - Надеешься, брат тебя отпустит? Забудь, дура. Воронцовы свое не отпускают. Ты сделала свой выбор на свадьбе. Так что смирись и не трахай мозги ни мне, ни брату.

- Да пошел ты к черту! - огрызнулась я. - Ты не смеешь указывать мне, что делать!

- Правда? - насмешливо ухмыльнулся Воронцов. - Что ж, если хватит ума попробовать сделать по своему - вперед. Будет жаль, если карьера твоей подружки певички резко закончится… - многозначительно произнес он. - Да и вообще, она девочка видная. Может, зайдет кому…

В груди противно сжалось от понимания.

- Ты мне угрожаешь? - севшим голосом спросила у него.

- Мотивирую не делать глупостей.

- Какой же ты… мерзкий!

- Поменьше громких слов, - неожиданно холодно осек меня Александр. - Ты, конечно, жена брата, но за длинный язык получить можешь хорошо.

- Что, поднимаешь на меня руку? - горько усмехнулась я.

- Поверь, я справлюсь и без этого, чтобы преподать тебе урок. Поэтому не зли меня, Янина. Твоя задача - быть хорошей женой, раз уж хватило ума связаться с Витей. Назад дороги нет, и не будет. Запомни это.

- Надеюсь, тебе встретится та, что крепко возьмет за яйца и отыграется за все твои херовы выходки! Да так, чтобы на стенку лез! - в сердцах выкрикнула я и, обойдя Александра, направилась к машине. Меня потряхивало от собственного безумства.

Я же понимала, что злить брата мужа - опасно, что его угрозы - не пустой звук. И все же я позволила себе выйти за дозволенные границы. А может, просто слишком устала от всего, что свалилось за эти дни, и просто сорвалась.

В любом случае стоило опасаться ответа с его стороны. Потому как если мужа я не боялась, будучи уверенной, что он не причинит мне физического вреда, то насчет его брата такой уверенности не было. В его извращенной логике он может быть абсолютно уверен, что поступает верно, а вот я… Я потом могу и не прийти в себя, если он вдруг что-то…

Усилием воли заставила себя не думать об этом. Нужно было сосредоточиться на более насущных делах. Например, на том, что стоило все же поехать к Мише. Я знала, что сын меня ждал. Ждал, а я вчера не навестила его. И сегодня не была в состоянии. Но ведь я мать? Даже после всего я ощущала себя именно ею. Поэтому постаралась взять эмоции под контроль, спрятать боль подальше. После, дома, я обязательно поплачу снова, переживу и прокручу в голове встречу с мужем, подумаю, как быть дальше. Но сейчас… Сейчас я должна была улыбаться и порадовать своего малыша.

Да, я по-прежнему ощущала и считала его своим. И от этого боль в груди билась только сильнее. Жуткое, стылое чувство, которое, вполне возможно, разрушит меня.

Но об этом я подумаю после. Пока же я ехала к сыну. К маленькому человечку, который стал для меня целым миром. Вопреки всем обстоятельствам.

- 29 Виктор -

Самый большой страх - потерять контроль.

Пока ты контролируешь свою жизнь, ты сможешь вовремя свернуть, упредить удар, спланировать свои действия. Но когда контроля нет…

Он ощущал себя повозкой, летящей в пропасть без малейшей возможности хоть как-то управлять происходящим.

Два чертовых года были стерты из памяти.

Начисто.

А может, и больше... Как проверить?!

Доктор уверял, что есть шанс, что все может вернуться. Но, блядь, как же дожить до этого шанса? Как вернуть утраченное?

Ему хватило одного взгляда на жену, чтобы понять - что-то не так.

Еще утром, когда к нему пришел брат, а не она, Виктор заподозрил неладное. Но Алекс легко перевел стрелки, заверил, что Яна приедет чуть позже. А затем вывалил на него информацию про сына. Дескать, с ним она.

Что испытал в тот момент?

Разочарование. Жгучее. Острое. Потому что не помнил. Не помнил собственного ребенка!

Хотелось крушить, ломать. Но сил практически не было, и это только усиливало чувство беспомощности, которое отравляло Воронцова.

Но когда в палату вошла Янина…

Его любимая. Его девочка. Та, что смогла забраться под кожу, стать его сердцем.

Что-то было не так. Он это понял сразу. Туман в голове мешал правильно выстроить разговор. То и дело складывалось ощущение, что жена что-то недоговаривает, словно замирает на краю пропасти и смотрит… Так смотрит, словно ждет от него чего-то.

А еще в ее глазах была боль. Такая отчаянная,