Спасти Феникса - Маргарет Оуэн

Собственные слова не слушались Фу, а его продолжали роиться у нее в голове. К ее ужасу, комок в горле лопнул. Пламя костра расплылось в мути слез.

– О… о нет. Извини. Я не хотел доводить тебя до этого. Двенадцать печей! У меня с этим нелады. – Тавин накрутил рукав на большой палец и потянулся к ней, но остановился. – Ничего, если я…

У нее получилось молча кивнуть. Соколы не просили. Фу понятия не имела, как реагировать на просьбу.

Тавин промокнул ее слезы.

– Обещаю тебе, что, когда Жас будет в безопасности, я помогу тебе их выручить. Я бы поклялся Заветом, но полагаю, что тебе это уже поднадоело.

Фу смерила его усталым взглядом.

– Не пытайся втюхать мне милые словечки, Соколенок. Мы оба знаем, что ты будешь привязан к принцу до тех пор, пока один из вас не умрет.

Он покосился на Жасимира. Ответ прозвучал не так скоро и беззаботно, как она ожидала, да и не так громко.

– Я должен исчезнуть. После… Маровара. Таков божественный наказ, когда какой-нибудь принц из Фениксов выживает после чумы. Если его страж тоже продолжает мирно жить дальше, это воспринимается как дешевая шутка. Таверин ца Маркан умер четверть луны тому назад. Если я вернусь, стану заложником дворцовых теней. А жить призраком я не желаю.

Слово выскользнуло раньше, чем Фу успела его поймать:

– …больше.

На лице Тавина отразилось внезапное страдание, как языки пламени, раздирающие шелк.

– Больше.

Он сказал это совсем как Па всего неделю назад: «Нам нужна эта сделка». Только Тавину не требовалось принимать клятву. Ему нужно было принять свободу.

Фу отказывалась жалеть Сокола, даже симпатичного и утирающего ее слезы. Вместо этого она сказала:

– Ну, для начала нам это надо еще пережить.

– Это все скоротечно. – Он изобразил подобие улыбки. – Так сказала самая умная из моих знакомых девушек, значит, так оно и должно быть.

– У самой умной из твоих знакомых девушек семья оказалась в лапах чудовища. – Она запнулась.

Тавин покачал головой и поймал новую слезу, потом еще одну. Палец медленно скользил по ее щеке.

– Виновата королева, – сказал он. – И губернатор. И Клокшелом. – Тихо добавил: – Жас и я. Я сделаю все, чтобы это исправить. – Его рука опустилась и задела костяшки ее пальцев, все еще в ссадинах после Виимо. – Могу это залечить, если хочешь.

Она кивнула. Голос не слушался ее.

Тавин взял ее руки в свои, наморщил лоб. Когда на месте болячки образовывалась новая кожа, пальцы ощутили прежнее жаркое покалывание. Фу резко втянула воздух.

Он поднял на нее глаза.

– Извини. Я еще недостаточно поднаторел в целительстве.

И тут Фу увидела изъян в его маскировке: при свете костра стало заметно, что если в глазах Жасимира больше серого, то у Тавина они темные, ближе к золоту.

Откуда она это знала?

Она не понимала, почему не хочет этого менять. Она ненавидела его за то, что он вселял в нее надежду. Она ненавидела себя за то, что смела надеяться.

А потом она с ужасом и бешенством обнаружила, что ненавидит свое предательское сердце, пылающее чем-то, что совершенно не походило на ненависть.

Тошнотворный мороз пробежал по ее венам. Соколы не симпатизировали Воронам. Они ими пользовались. Тавин сумел неплохо завладеть доверием ее родичей, когда ему понадобилась их помощь. Это было не более чем вторым туром танца.

И даже если это было чем-то большим… нет. Эта дорога не предназначалась никому – ни Соколу, ни Вороне…

«Больше не хотел быть Вороной», – прошипело воспоминание о кожемаге.

Подлец этого не хотел.

А Фу?

Довольно. Сейчас, когда с ножом у горла стояла клятва, все это не имело смысла. Она высвободила руки и отвернулась.

– Хочешь мне помочь? Сконцентрируйся на своей собственной задаче.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Тавин, однако тон предал его: он прекрасно ее понял. Но ему хотелось ошибаться.

«Все это маскарад», – сказала она себе. Счастье, что она не видит его лица.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Она расправила спальный матрас и легла, ожидая ответа.

Ответом было молчание.

– Разбуди меня ко второй страже, – пробормотала она и закрыла глаза.

* * *

Когда Фу заступила на второе дежурство, принц дождался, пока дыхание Тавина выровняется, и только тогда приподнялся на локте.

Она ждала этого. Он лег спать слишком раздраженным, чтобы заснуть. Его голос сквозь искры костра звучал тихо.

– Эй!

К ее удивлению, Жасимир придвинулся поближе, косясь на Тавина.

– Почему ты не умеешь читать?

– А почему бы тебе не заниматься своими делами? – ответила Фу. Уши ее пылали. – Тебе что, обязательно меня этим тыкать?

– Нет… я… извини, – поморщился Жасимир. – Не так выразился. Я просто не понимаю… разве ты не могла попросить Обожателя тебя научить, если это тебя так донимает?

Фу сердито посмотрела в темноту. Она точно знала, почему не попросила.

– Вороны используют собственные знаки. Нам не нужно читать.

И она не помышляла об этом вплоть до вчерашнего дня, когда симпатичный Соколенок случайно провел между ними ту черту.

Жасимир подобрал хворостинку и покрутил ее в руках.

– Я подумал… если бы ты хотела выучиться, я мог бы помочь. – Когда Фу молча уставилась на него, запнулся. – Мне нужно делать хоть что-то, чтобы приносить пользу, не то я совсем с ума сойду. Ты ведь когда-нибудь станешь полноценным вождем, а моя мать всегда говорила, что лидер должен уметь все то, что и те, кого он ведет, и… – Он ткнул хворостинкой в землю. – И если я хоть что-то понял, так это то, что ты хочешь стать лучшим из вождей.

При этих словах Фу чуть не разразилась горьким смехом. То, чего она хотела, сделает ее ужасным вождем. Однако принц был по-своему прав: она хотела быть умелым вождем.

И она не хотела съеживаться всякий раз, когда Тавин тщательно читал дорожные знаки, делая вид, будто думает вслух, а не дурит своих слушателей.

– Когда ты меня сможешь научить? – буркнула она. Жасимир сел прямее, с хворостинкой наперевес.

– В твою смену, пока Тав спит. Тогда он не сможет мне сказать, что я должен вместо этого отдыхать.

Фу обдумала услышанное. Ее это не затрагивало, во всяком случае, не напрямую. Он хотел облагодетельствовать Ворону и, прежде всего, впервые без указки Сокола.

Кроме того, Фу знала их вороньи знаки. Она знала слова походных песен. Она могла пересказать истории их вождей и богов. Для Па этого было достаточно.