Postscript - Сесилия Ахерн

– Сразу видно, она размышляет, – произносит Дениз.

– Потому что она не болтает, – заканчивает Шэрон.

Они хихикают, поэтессы несчастные.

– У нее такой взгляд, – начинает Шэрон.

– Видно, дело не в лад, – заканчивает Дениз, и они прыскают, как маленькие.

Я не обращаю внимания. Мне некогда. Мне еще четыре письма надо доставить, Берт умирает, начиная свое перерождение, а мы стоим тут, в месте, где когда-то складывалось его будущее. Машинально читаю табличку с надписью у подножия скамейки и вдруг понимаю, что тут какой-то прокол. Что-то до ужаса не так, и я холодею.

– Погодите! Берт сказал, они целовались на этой скамье в 1968 году!

Но девицы мои делают селфи с Патриком Каванахом, кладут голову ему на плечо, делают пальцами «знак мира», вытягивают губы в поцелуйчиках.

– А эту поставили здесь в 1991-м!

Они выключают свои телефоны и подходят ко мне посмотреть, во что я тыкаю пальцем. Мы молча смотрим на надпись.

Я хмурюсь. В кармане вибрирует телефон. Пришло сообщение.

– Может, спросишь у Берта, то ли это место? – предлагает Шэрон.

– Слишком поздно, – говорю я.

Сообщение от Джой:

– Наш дорогой Берт почил.

Сижу на скамье, уткнувшись лбом в ладони.

– Я идиотка.

– Ничего ты не идиотка, – отзывается Дениз.

– Я все делаю не так, – кляну я себя. – Люди умирают. Я обещала – и что получилось? Какая-то безумная самодеятельность… И еще я порвала с Гэбриелом.

– Что? – вскипает Дениз.

– Почему? – подхватывает Шэрон.

– Он решил, что съедется с Авой, а не с Холли, – объясняет Дениз.

– Что? – теперь вскипает Шэрон.

– Ну, это все и так… разваливалось. Так что я просто перерезала проводок.

– Ну, на самом деле, – говорит Дениз, обращаясь к Шэрон, – Холли была в подвешенном состоянии. Она не желала отчитываться перед человеком, который был против ее сотрудничества с клубом «P. S. Я люблю тебя». Не хотел, правда, из опасения, что она спятит. И вообще, надо думать, Гэбриел боялся, что ее потеряет, – и таки потерял, потому что не поддержал ее. А она не хочет смотреть правде в глаза и признать его правоту и поэтому просто отсекла его, как всегда делает с теми людьми, которые не согласны с ее образом жизни. Именно поэтому, верно, она и тебе не звонит неделями. В точности как было, когда Джерри умер, помнишь?

Шэрон кивает, неуверенно на меня смотрит, а потом отвечает Дениз:

– Та самая штука – «запереть дверь и никого не впускать»?

– Точно, но на этот раз она заперлась с призраком и прогнала реального человека, который ее любит. Да, он мог совершенно неправильно на все это отреагировать, но он ведь не знает ее так, как мы. И потом, он всего лишь человек, и никто из нас не идеал, так что кто бросит в него камень?

– Дениз, – предостерегающе понижает голос Шэрон.

Я гляжу на нее, оглушенная. Нет, обалдевшая.

– Извини, – глядя в сторону, говорит Дениз, но безо всякого сожаления. – Кто-то должен был тебе это сказать.

Мы сидим и молчим.

– Эх, что за дурацкая жизнь, – говорит Шэрон. – Хотелось бы мне, чтобы мы были сейчас на Лансароте, на надувном матрасе, дрейфовали себе тихонько в сторону Африки… хорошее было время…

Похоже, она пытается поднять нам настроение, но я не в силах смеяться, во мне занозой сидит то, что сказала Дениз. Ее слова звучат у меня в ушах, сердце колотится, и чувствую я что-то вроде паники: а что, если она права? Что, если я непоправимо ошиблась?

Шэрон меряет взглядом меня, потом Дениз.

– Может, вы обе извинитесь, и мы пойдем дальше?

– За что именно я должна извиниться? – интересуюсь я.

Тут Дениз, вроде бы готовая еще раз перечислить мне все мои промахи, останавливает себя.

– Я ведь уже сказала «извини», но я могу сказать это снова. Правда, Холли, прости, я вся… я вся в раздрае. Я не знаю, может, я сама сделала ошибку, когда ушла от Тома, и это напрягает – наблюдать, когда ты повторяешь ее за мной.

– А ты всерьез это все говорила?

– Да, – твердо отвечает она. – Каждое слово.

– Ох, ради бога, – перебивает нас Шэрон, – что это за извинение! Послушайте, вы, я не вижу вас неделями, и тут выясняется, что вы обе порушили себе личную жизнь?!

– Аккуратней, это заразно, – криво улыбаюсь я.

– Ну, Джон был бы не прочь, – бормочет она про себя. – Ладно, давайте все по порядку. – Шэрон поднимается со скамейки, делает несколько шагов. – Тут должна быть где-то другая скамья. Берт не мог это выдумать. – Снова садится, включает телефон, заходит в «Гугл», ищет. – Ага, нет, ты не идиотка. Еще есть скамья, которую друзья Патрика Каванаха установили через несколько недель после его смерти. Официально открыта в день Святого Патрика в 1968 году. Надо думать, это она.

Я пытаюсь сосредоточиться, но у меня не выходит. Грызет стыд, что не сумела помочь Берту обдумать все основательно, но как тут поможешь, когда сама безмозглая… Как вообще могло прийти в голову оставить письмо на скамейке?

Мы идем под деревьями по набережной вдоль канала, в котором нарядно плавают лебеди, я опираюсь на один костыль – моя лодыжка все еще слаба, и, дойдя до южного берега у Лок-гейтс, поблизости от Баггот-бридж, прямо напротив отеля «Меспил», обнаруживаем простую скамью из дерева и камня. Головокружение от той, первой, проходит, эта выглядит куда более подходящей, незатейливая старая скамья, на которой Берт и Рита впервые поцеловались, когда 17 марта 1968 года пришли сюда почтить память любимого поэта Риты… Другие времена. Вот и Берта уже нет, но скамья стоит, сохраняя на себе отпечаток тех, кто присаживался на нее, кто проходил мимо, стоит себе и наблюдает безмолвно, как сменяются времена года, как тихо текут воды канала… Впрочем, проблема наша по-прежнему не решена. Где оставить конверт?

Гостиница «Меспил» находится прямо напротив.

– Есть идея.

Я решительно ковыляю через дорогу, вхожу в отель, с самым деловым видом направляюсь к стойке и заявляю, что мне необходим управляющий.

– Одну минуту. – Служащая исчезает за незаметной дверцей в обитой панелью стене.

– Здравствуйте, – протягивая мне руку, выходит оттуда женщина. – Я управляющая, чем могу помочь? – Рука у нее теплая, надеюсь, что и сердце такое же.

Она ведет меня в холл, усаживает в кресло.

– Спасибо, что уделили мне время. Меня зовут Холли Кеннеди, я сотрудник организации, которая называется «P. S. Я люблю тебя» и помогает смертельно больным людям написать прощальные письма родным. Я представляю сейчас своего клиента, Берта Эндрюса, который, увы, буквально несколько минут назад нас покинул. Мне нужна ваша помощь.