Postscript - Сесилия Ахерн

– Здравствуйте, – шепчу я. – Примите мои соболезнования.

Дети на ковре тихо возятся с игрушками. У взрослых в кулаках скомканные платки. Все в черном. На подносе чай и кофе. Все они, члены семьи и близкие друзья Берта, гадают, кто я такая и что здесь делаю.

Как бы мне ни хотелось, развернуться и уйти никак нельзя. Я вся съеживаюсь, от ушей до кончиков пальцев. Делаю несколько шажков, и многим хватает такта отвернуться или отвести глаза, чтобы я не чувствовала себя под прицелом, когда подойду к гробу. Возобновляется приглушенный шум голосов, напряжение, которым меня встретили, исчезает. Я чувствую себя шпионкой, обманом проникшей в дом, чтобы стащить что-то ценное. Нет, одергиваю я себя, я здесь ради Берта. Он поручил мне важное задание. Нужно побороть свой страх, проглотить гордость и сделать что должно. Я беру себя в руки. Это его последняя просьба.

Inveniam viam. Найди путь или протори новый.

Сама не своя, приближаюсь к гробу. Берт такой франтоватый, в своем, видно, что самом лучшем, темно-синем костюме, в белоснежной рубашке и синем галстуке с эмблемой его крикетного клуба. Глаза закрыты, лицо спокойное, похоронная контора сделала свое дело. Я хоть и недолго знакома с ним, но зато знаю про него очень личные вещи. Те несколько раз, что мы виделись, он так мучительно, тяжело дышал, а сейчас спокоен и умиротворен.

Набегают слезы. Но, бросив взгляд на его руки, я забываю плакать. В руках у него Библия. Это в план не входило, Берт ясно велел мне вложить ему в руки конверт. Про Библию он не говорил.

Оглядываюсь, чтобы убедиться, что на меня не смотрят, что все заняты разговором. Убедившись, протягиваю руку и легонько дергаю Библию, нельзя ли ее вытянуть и заменить конвертом.

– Эта леди что-то у дедушки тащит! – звонко кричит детский голосок.

Я подскакиваю, смотрю вниз и вижу рядом с собой мальчишку, который тычет пальцем прямо в меня.

Все смолкают.

– Ну что ты, леди всего лишь прикоснулась к дедушкиной руке, – сладким голосом говорит Киара, становясь рядом.

– Томас, поди сюда, – зовет его мать, и он подчиняется, еще раз с подозрением глянув на меня. Озираюсь – все взгляды опять на мне, еще более недоверчивые, чем раньше. Кто знает, может, «подглядывающий Том» прав, читается на этих лицах. Меня обдает жаром. Ну что уж так пялиться! Лезу в сумку, как будто за платком.

Дверь открывается, входит кто-то еще, и новый вошедший отвлекает общее внимание на себя. Пользуясь случаем, вынимаю конверт из сумочки и кладу его поверх рук Берта, но мои собственные так трясутся, что конверт, на мгновение задержавшись на Библии, соскальзывает в щель между телом и краем гроба, где его никто не увидит.

– Боже, Холли, – шепчет мне в ухо Киара.

Собираюсь с духом, двумя пальцами выуживаю конверт и снова кладу поверх Библии так, что его нельзя не заметить. И что же? Он падает и в этот раз. Теперь уже, снова достав конверт, я открываю Библию и вкладываю послание между страниц, побольше, почти полностью вытянув его наружу. И все-таки я недовольна. Берт хотел, чтобы письмо лежало в его руках.

– Она что-то делает с дедушкой! – кричит Томас, выпрямившись во весь рост и уставив на меня руку.

Нет, Томас мне не друг.

Оглушенная, убитая, стою под перекрестными взглядами. Толпа подтягивается к гробу поглядеть, что я там натворила.

– Кто это? – звучит позади меня тихий женский голос.

– Это Холли, – отвечает Рита. – Массажистка Берта.

Я закрываю глаза.

В центре внимания, я глубоко вдыхаю.

– Меня зовут Холли, – говорю я, обращаясь ко всем сразу, – но я не массажистка.

Взмах рукой: «Все вместе: ах!» Но ничего подобного не происходит, потому что это не мыльный сериал, а настоящая жизнь, несмотря на жгуче нелепое положение, в котором я оказалась. Киара тут же отступает подпирать стенку.

– Простите, Рита. – Я поворачиваюсь к ней. – Берт сам это все придумал – уверяю вас, я в этом не участвовала. Он попросил меня организовать для вас сюрприз, смысл которого в том, чтобы выразить, как он вас любит. Мне страшно стыдно, что я запорола последнее препятствие и не выполнила его поручение так чисто, как ему этого хотелось. Но в конверте, который я положила ему в руки, лежит послание вам, которое он написал, а я перепечатала, – все потому, что, по его словам, вы считаете его почерк ужасным.

Она издает невольный смешок, высокий и отрывистый, и рука ее взлетает ко рту. Происходит так, словно моя фраза про почерк – это тайный шифр, который убеждает ее в том, что мне можно верить, и ее доверие заставляет отступиться всех остальных.

– Что он опять затеял? Я так и знала, он что-то да выдумает… Ох, Берт… – Она с улыбкой на него смотрит, и тут слезы набегают ей на глаза, и лицо ее морщится.

– Прочти же письмо, мама, – говорит молодая женщина, обнимая ее за плечи. Дочь Берта и Риты, мать пискли Томаса.

Стискиваю, сплетаю пальцы рук. Выжата как лимон. Все снова на меня смотрят. Пячусь от Риты, чтобы не быть в центре, поближе к двери. Сестра сжимает мне руку, удерживает, не дает уйти. Джой, Пол и Джиника тоже загораживают дверь, так что спасения нет. Я медленно поворачиваюсь к гробу, чтобы стать свидетельницей нового приключения Риты.

Она вынимает конверт из Библии, поглаживает его блестящую золотистую поверхность.

Я немедля улетаю мысленно в тот момент, когда прочла первое письмо Джерри, как мои пальцы следовали начертанию каждой буквы, со всеми ее петлями, точками и прямыми, одухотворяя их в попытке воскресить того, кто их написал.

Первое письмо Джерри начиналось словами: «Холли, любимая, не знаю, где ты сейчас и когда это читаешь…»

Рита открывает конверт и достает оттуда открытку. «Рита, любимая», – читает она.

– Ох, папочка… – потрясенно выговаривает женский голос. Я застыла. Застыла во времени. В памяти.

«Недавно ты прошептала, что не сможешь дальше жить одна…»

Но Рита читает свое:

– «Наше общее с тобой приключение еще не закончено. Ты еще раз со мной потанцуешь, родная. Возьмись за мою руку, и давай отправимся в путешествие. Я написал тебе шесть лимериков». Лимерики! – отрывается она от открытки. – Да я их терпеть не могу! – смеется она и продолжает читать: – «Я знаю, ты лимерики терпеть не можешь». – И тут смеются уже все.

«Я – лишь глава в твоей жизни, а их будет еще много».

– «Каждый лимерик – это ключ. Ключ ведет к определенному месту. Каждое место связано с каким-то воспоминанием и запечатлено в наших сердцах. Достигнув первого, найдешь следующий ключ».

«Спасибо тебе за то, что оказала мне честь и стала моей женой. Я вечно благодарен тебе за все».

И в этот момент я испытываю непередаваемое, удивительное ощущение. Некий теплый трепет, начавшись в груди, распространяется по всему телу. Меня словно окатывает ласковой волной. Никакого головокружения, в сознании полная ясность. Но не та, когда отчетливо воспринимаешь то, что происходит вокруг. Нет, меня куда-то уносит, и все мои мысли – только о Джерри. Я его чувствую. Он во мне. Он наполняет все мое существо. Он здесь. Он здесь. Он здесь, в этой комнате.