Лермонтов. Мистический гений - Владимир Бондаренко

Кончился романтический, самый светлый период его жизни, кончился первый его поэтический этап. В первые же месяцы учебы, доказывая старым юнкерам, как ловко он обходится с конями, сел на молодую лошадь и в результате получил от одной из лошадей в манеже удар по ноге. Болел около двух месяцев, а прихрамывал после этого случая всю жизнь. Долго он прихрамывал и в своей поэзии, после развеселых юнкерских шалостей. Изредка появляющиеся свои личные лирические стихи он не показывал бравым юнкерам. Им требовалось совсем другое. Увы, как старым зэкам в лагерях попавшие туда писатели рассказывали всякие байки и скабрезные истории, так и в юнкерской школе молодой поэт пустился во все тяжкие.

За два года учебы им было написано три эротические (многие расценивают их как порнографические) поэмы и несколько столь же непристойных стихотворений. Сегодня непристойность или самая густая эротика мало кого смутит, но я скорее соглашусь с Борисом Эйхенбаумом, который так отозвался об эротических поэмах Михаила Лермонтова: «В промежуток между 1832-м и 1835-м годом Лермонтов пишет свои эротические поэмы — „Гошпиталь“, „Петергофский праздник“ и „Уланша“. Здесь-то и приютилось влияние Пушкинского стиха (например — описание Петергофа). Но тогда как эротика Пушкина не представляла собой никакого отклонения или противоречия и легко входила в общую систему его творчества, эротика Лермонтова производит впечатление какого-то временного запоя и имеет не столько эротический, сколько порнографический характер. Эротика отличается от порнографии тем, что она для самых откровенных положений находит остроумные иносказания и каламбуры — это и придает ей литературную ценность. Так как поэзия вообще чуть ли не целиком есть искусство говорить иносказательно — так, чтобы сделать ощутимым самую материю слова во всех ее свойствах, то совершенно понятно, что эротическая тема, как тема запрещенная и не имеющая для своего выражения узаконенных поэтических штампов, заинтересовывает поэта как проблема чисто-литературная, стилистическая. Такова „Pucelle“ Вольтера или „Гавриилиада“ Пушкина. Совсем другое у Лермонтова: вместо иносказаний и каламбуров мы видим в них просто скабрезную терминологию, грубость которой не производит никакого впечатления, потому что не является художественным приемом (как хотя бы у Пушкина неожиданное грубое ругательство в стихотворении „Телега жизни“, где оно действует комически, потому что является результатом развертывания глубокомысленной метафоры). Недаром поэмы эти написаны Лермонтовым именно в тот период, когда творчество его, сначала (1830–1831 гг.) очень напряженное и обильное, вдруг ослабело и почти остановилось…»

В отличие от пушкинских или даже барковских эротических стихов, в отличие от «Луки Мудищева» или пушкинской «Гавриилиады», юнкерские поэмы Лермонтова остались грубоватым следом в его жизни еще и потому, что мы читаем не некие фривольные сказки, не стихи о похождениях мифических героев в альковах загадочных женщин, а какие-то дотошно описанные физиологические очерки о вполне реальных соучениках Лермонтова. Все эти поэмы были написаны для рукописного журнала «Школьная заря», который семь раз выпускался юнкерами. К примеру, главным героем рассказанного в поэме «Гошпиталь» происшествия являлся князь Александр Иванович Барятинский (впоследствии известный государственный и военный деятель), чьи шалости, кутежи, веселые похождения и романтические приключения получили в Петербурге широкую известность. Думаю, и в момент выхода журнала вряд ли Барятинскому понравилось его изображение, но в Школе юнкеров он отмолчался, отшутился, хотя приятного было мало. Как указано в «Русском биографическом словаре» 1900 года, «В этом учебном заведении кн. Барятинский всецело окунулся в веселую жизнь столичной молодежи того времени… кирасирский полк (тогда армейский)… и ему пришлось серьезно задуматься над поправлением своей пошатнувшейся репутации. Князь А. И. не долго колебался в выборе средств и заявил категорическое желание ехать на Кавказ, чтобы принять участие в военных действиях против горцев».

Из-за поэмы «Гошпиталь» князь Барятинский люто возненавидел Лермонтова. Гораздо позже, после смерти поэта, его биограф П. А. Висковатый обратился и к Барятинскому за воспоминаниями и услышал самые негодующие слова: «…он называл его самым „безнравственным человеком“ и „посредственным подражателем Байрона“ и удивлялся, как можно им интересоваться до собирания материалов для его биографии».

Висковатый утверждал, что Барятинский был в числе людей, сознательно мешавших служебному продвижению Лермонтова. Впрочем, читатель может рассудить сам. В своей поэме в резко сатирическом тоне Лермонтов рассказывает с бытовой точностью о похождениях героев, за которыми стояли легко угадываемые прототипы: Лафа — он же Н. И. Поливанов, Михаил Шубин и др.

Но с явным гротеском Лермонтов изобразил прежде всего князя Барятинского.

Как вспоминает соученик Лермонтова по Школе юнкеров Александр Меринский: «Зимой, в начале 1834 года, кто-то из нас предложил издавать в школе журнал, конечно, рукописный. Все согласились, и вот как это было. Журнал должен был выходить один раз в неделю, по средам; в продолжение семи дней накоплялись статьи. Кто писал и хотел помещать свои сочинения, тот клал рукопись в назначенный для того ящик одного из столиков, находившихся при кроватях в наших каморах. Желавший мог оставаться неизвестным. По средам вынимались из ящика статьи и сшивались, составляя довольно толстую тетрадь, которая вечером в тот же день, при сборе всех нас, громко прочитывалась. При этом смех и шутки не умолкали. Таких нумеров журнала набралось несколько. Не знаю, что с ними сталось, но в них много было помещено стихотворений Лермонтова, правда, большей частью, не совсем скромных и не подлежащих печати, как например: „Уланша“, „Праздник в Петергофе“ и другие». В целом, насколько известно, вышло семь номеров журнала. Среди главных авторов — Михаил Лермонтов и… Николай Мартынов…

Начнем с сюжета «Гошпиталя». В Петергофском госпитале на антресолях жила одна древняя старушка, смотрительница, там же жил и крепкий мужичок, ямщик. И была у них молодая и прелестная служанка. Как-то князь Б. (Барятинский) поспорил с Лафой (Н. И. Поливановым) на шесть бутылок шампанского, что он этой же ночью завладеет молодой служанкой.

Не разобравшись в темноте, князь налетел на старую барыню, задрал ей юбки и… принялся делать свое княжеское дело, спустив свои штаны…

Старушка кричит, прибегает ямщик и видит:

Да еще и дубиной стал ямщик проходиться по княжеской спине. Князь кинулся из дверей, ямщик с дубиной за ним, и вдруг видят уже в другой комнате Лафу с молодой служанкой. Это лихой улан успешно вместо князя обслужил по всем правилам служанку Марису, пока тот возился со старухой. Затем еще и выручил князя из беды. Дал отпор ямщику.