Секрет опричника; Преступление в слободе - Борис Сударушкин

– Если бы ваш приятель Марк Викторович хоть немного интересовался историей, а не только своей милицейской службой, то из чернобородого можно было бы вытрясти больше сведений о заговоре, – в сердцах сказал мне Пташников.

– Марк? – повторила Ольга. – Очень редкое имя.

– Знал бы опричник Ганс Бэр, что его делом будет заниматься милиционер с таким именем, то вырезал бы план тайника за иконой евангелиста Марка, – пошутил Окладин.

Ольга выслушала его рассеянно, думая о чем-то своем.

Я вспомнил, с каким кислым видом Окладин узнал в Александрове, что Марк – сотрудник МВД. Еще тогда мне показалось, что у него какое-то особое, пристрастное отношение к милиции. Но когда, где, при каких обстоятельствах преподаватель института мог столкнуться с ней? Или мои наблюдения ошибочны и не имеют под собой никаких оснований?

А может, мне просто не хочется, чтобы у такой симпатичной девушки отец оказался непорядочным человеком?

– Да, все забываю вас спросить, как вы съездили в Суздаль? – мимоходом поинтересовался у меня Пташников. – Остались ли вы довольны поездкой?

– Спасибо, что посоветовали отправиться в эту экскурсию, все было отлично. Суздаль – удивительный город, а музейные работники очень милые и интересные люди.

– Вы были в Суздале? Давно ли?

Выслушав мой ответ, Окладин ничего больше не добавил к своему вопросу, а Ольга посмотрела сначала на меня, потом на отца, покачала головой и сказала:

– Как вы с папой там не встретились? Ведь он тоже ездил туда в эти же самые дни.

Сдвинув очки на лоб, Пташников с недоумением уставился на Окладина, укоризненно проговорил:

– Что же вы мне не сказали, что вам надо было ехать в Суздаль? Сотрудники музея с удовольствием взяли бы вас с собой, мест в автобусе было достаточно.

Окладин будто не расслышал краеведа.

– Вероятно, вы искали в Суздале те самые Царские врата из Новгорода, за которыми гонялся чернобородый? – обратился он ко мне, и в голосе его прозвучала плохо прикрытая ирония.

– Там их нет.

– Правильно. И, судя по всему, никогда не было.

Теперь настала моя очередь как можно язвительней спросить историка:

– Выходит, Михаил Николаевич, вы сами интересовались в Суздале этими Царскими вратами?

Окладин стянул к переносице тонкие брови и озабоченно произнес:

– Мне некогда было заниматься такими пустяками. Я ездил туда по своим служебным делам.

– А меня больше интересовала тайна Соломонии Сабуровой, – не стал я продолжать пикировку с историком.

– Ну, и к какому вы пришли выводу – был у нее сын или нет? – опять с улыбкой, вроде бы обрадовавшись, что разговор принял такое направление, обратился ко мне Окладин.

Я хотел промолчать, но Пташников и Ольга смотрели на меня выжидающе, и я невольно разговорился.

Почему-то волнуясь, словно переживая все заново, рассказал, как ночью долго не мог заснуть и вышел из гостиницы на территорию монастыря, как в застекленных окнах перехода между колокольней и Покровским собором мне почудился огонек свечи в руке Соломонии Сабуровой, как представилась у монастырской стены сцена прощания княгини с сыном и его ложные похороны на следующий день.

Подперев голову кулачком, Ольга не сводила с меня своих темных раскосых глаз, под взглядом которых я невольно терялся, а Пташников кивал седой головой, как бы подтверждая, что все так и было, как почудилось мне той туманной ночью. И только Окладин слушал меня скептически, со снисходительным выражением на лице, словно я рассказывал о чем-то сказочном, фантастическом.

Потом я подробно передал разговор с печальной женщиной из Суздальского музея, похожей на ссыльную княгиню со старинного портрета, рассказал о ее убежденности, что у Соломонии Сабуровой действительно родился в Покровском монастыре сын, которого она, спасая от смерти, отдала верным людям.

– Что же вы не напишете об этом? – внимательно выслушав меня, спросила Ольга. – Ведь тут почти готовый исторический рассказ в детективном жанре!

– А вы любите детективы?

– Детектив на ночь – это прекрасно!

Заметив, как отец иронически поджал тонкие губы, Ольга осуждающим тоном добавила:

– Так сказала замечательная поэтесса Анна Ахматова, я лишь повторила ее слова.

Окладин театрально поднял руки:

– Ну, если Ахматова – другое дело, сдаюсь.

Недовольно передернув плечиками, Ольга опять обратилась ко мне:

– Не теряйте времени и сегодня же садитесь за письменный стол. Дело Соломонии Сабуровой – прекрасная тема для такого рассказа. Может, вам удастся разгадать тайну, которую до сих пор не раскрыли историки.

Это заявление дочери явно не понравилось Окладину:

– Вряд ли история Соломонии Сабуровой может стать темой развлекательного детектива, тем более претендующего на то, чтобы верно воспроизвести события прошлого.

– Почему ты так считаешь? – уязвленно спросила Ольга.

– Во-первых, детектив не тот жанр, с помощью которого уместно обращаться к исторической теме, а во-вторых, вся эта история с сыном Соломонии – просто красивая легенда, не больше.

– Вскоре появилась еще одна легенда – о разбойнике Кудеяре, сыне Соломонии Сабуровой. Как говорится – нет дыма без огня! – вставил краевед.

– Вот именно – дыма, – саркастически заметил Окладин. – Дыма в этой истории действительно хватает.

– Эта легенда получила неожиданное подтверждение, – не сдавался Пташников. – На Соловецком острове, как вспоминали старожилы, возле Покровского собора когда-то лежало надгробие с полуистертой надписью, что тут похоронен Кудеяр Тишенков – сын Соломонии Сабуровой. Правда, я не знаю дальнейшей судьбы этого надгробия.

– Сомневаюсь, чтобы оно вообще существовало, – сказал Окладин. – А если и было, то никакого отношения к сыну Соломонии Сабуровой не имело. Дело в том, что Кудеяр Тишенков – реальное историческое лицо, уроженец города Белова, по происхождению – боярский сын, вместе со своими сторонниками перешел на службу к крымскому хану Девлет-Гирею, в 1571 году помог ему взять Москву, потом ушел в Крым. Через три года Иван Грозный упрекал Девлет-Гирея, что он воспользовался помощью «разбойника Кудеяра Тишенкова». Его имя упоминается в письмах попавшего в плен Василия Грязного, который обещал царю убить ненавистного ему Кудеяра, но своего обещания так и не сдержал. Есть сведения, что позднее Кудеяр Тишенков обратился к царю с просьбой разрешить ему вернуться на родину. Вряд ли мстительный Иван Грозный простил бы измену, но легенда такая существует, возможно, надгробие над могилой Кудеяра Тишенкова на Соловецком острове – отголосок этой легенды. В сознании народа, страдающего от жестокости Грозного, предатель и разбойник превратился в народного заступника. А чтобы портрет был еще привлекательней, его нарекли братом царя, законным наследником царского трона, который мстит за поруганную честь своей матери. Вот так, наполовину из реальных фактов, а наполовину из пустых домыслов, возник легендарный разбойник Кудеяр – сын Соломонии Сабуровой.