Зачем нам враги - Юлия Остапенко

Тревога не уходила.

Глориндель слегка улыбнулся, его лицо разгладилось. Он раздвинул складки плаща, сунул руку за пояс, отыскивая кошелек, а глаза по-прежнему пьяно блуждали по расслабленному темнокожему телу...

В тот миг, когда он уже тянул кошелек из-за пояса, Эллен вцепилась в его предплечье и повисла на нем всем телом — так внезапно, что эльф едва не упал.

— Ты совсем спятила? — яростно выпалил он, бросая на нее свирепый взгляд. В нем все еще блуждали огоньки приглушенной страсти, а тело даже сквозь одежду было горячим...

... горячим?!.

Минуту назад, стоя рядом, Эллен даже вполовину не представляла силы его возбуждения. Он смотрел на нее, будто голодный волк, из пасти которого только что вырвали честно добытое мясо, и Эллен поняла, что, если она сейчас не остановится, он просто разорвет ее на куски... и утолит голод ее мясом. От этой мысли ее бросило в жар — и это не было ответным возбуждением, вовсе нет, напротив — диким, паническим страхом.

Еще мгновение она падала в его взгляд, будто в пропасть, а потом услышала свой голос:

— Если вы сделаете это, я никуда с вами не пойду. И ничего не скажу.

Он разразился самыми ужасными проклятиями, какие ей только доводилось слышать. Дернул плечом, пытаясь стряхнуть ее, но она вцепилась в его предплечье слишком крепко; тогда он ударил ее по лицу, наотмашь, видимо, в ярости забыв об их уговоре. Эллен рухнула на колени, зажала пальцами разбитый нос. Жесткая рука вцепилась в ее волосы, рванула, ставя на ноги. Перед взглядом Эллен мелькнуло лицо торговца, и она ясно увидела на нем смесь удивления и злобы. Задуматься об этом она не успела: эльф вцепился в ее локоть и, продолжая сыпать бранью, ринулся прочь от помоста, с пристани.

Он проволок Эллен через всю набережную, и она шла покорно, не издавая ни звука, будто сама была провинившейся рабыней, а он имел полное право ее наказывать. Когда они оказались в гостинице, Глориндель швырнул Эллен на кровать.

— Ты паршивая гребаная дрянь, — задыхаясь, проговорил он; его прекрасное лицо было застывшей маской ярости, а васильково-синие глаза — совершенно безумными. «Он убьет меня», — подумала Эллен. — Если тебе так уж не хочется, чтоб я удовлетворял себя с уличными девками, раздвигай ноги сама. Ну, живо!

Эллен молча шмыгнула разбитым носом — тихонько, по-прежнему глядя в пол. Потом потянулась к подолу, стала заворачивать его наверх. Пальцы ее плохо слушались.

Эльф стоял над ней, часто и хрипло дыша, и не двигался.

— Дура, — наконец сказал он. — Ты в зеркало-то себя видела? Мне напиться надо до полусмерти, чтобы на тебя позариться.

— Вы сами попросили, милорд, — прошептала она.

Его рука дернулась для нового удара, но почему-то не нанесла его.

— Убирайся с моих глаз.

Эллен вскочила, бросилась к двери, боясь, что он передумает. Когда он окликнул ее, она застыла будто вкопанная. Голос эльфа звучал бессильно и почти жалобно:

— Ну ты что, влюбилась в меня или просто дура, каких свет не видывал? Почему я не мог ее отыметь, а? Ты сама хоть можешь ответить?

Последний вопрос был самым верным. Она не могла.

— Отдохните, милорд, — одними губами сказала Эллен и выскользнула за дверь.

Как кстати это пришлось, думала она, спускаясь по лестнице. Ей ведь нужно обратно в город — вот и предлог сыскался.

Сердце билось гулко, но уже немного реже. «Что это было? — подумала Эллен. — Небеса, что все это значило? Что вообще произошло? » Она не знала. Она просто ощутила тревогу и... страх... страх за него, когда посмотрела в это застывшее лицо. И кажется — теперь смутно вспоминалось, — подумала, что должна его защищать. Что это она должна и будет его защищать, а не наоборот, как она рассчитывала сначала.

Это все-таки она ведет его в Тарнас, а не он ее. Только вот... зачем? Ведь Рослин там нет. Там только Рассел. Там только моя война.

Или ваша тоже, господин Глориндель, просто вы еще сами не знаете об этом?

Но вопросы, сомнения, размышления больше не были важны. Они потеряли смысл в тот день, когда умер Рассел. Эллен поняла это, когда узнала, что перед смертью он успел убить их ребенка. И сегодня бессмысленность происходящего перестала вызывать в ней протест. Да, это случилось именно сегодня — в тот миг, когда она схватила руку Глоринделя и впервые за последние два года ощутила забытое, успевшее стать чужим: горячо. Пусть только на один миг — но она ощутила, что его тело жжет ее, будто огнем.

Хотя нет, неверно.

Огонь-то ее не жег.

— Какой у нас корабль, какой? Вот этот? Самый большой? Ох, как хорошо! — воскликнула Рослин и захлопала в ладоши, не сводя сияющих глаз с лениво колыхавшихся парусов.

Иногда она вела себя совсем как ребенок. Как обычная девочка одиннадцати лет. И это было так странно.

В Тарнас шел только один корабль, большая торговая галера. Торговала она, правда, рабами, так что путешествие на подобном судне в водах вражеской страны вряд ли следовало считать безопасным, но это была единственная возможность попасть в Тарнас морем. Из-за недавнего пожара, уничтожившего значительную часть порта, корабли теперь ходили редко.

Галера отбывала следующим утром, но Рослин захотела посмотреть на нее заранее. Натан поймал себя на мысли, что ждет от княжны заявлений, что-де этот корабль ей не нравится и на нем она плыть не станет, — и он испытал облегчение, когда она одобрила их транспорт. Хотя с чего он, собственно, взял, что она непременно должна была капризничать? Только потому, что один небезызвестный эльф на ее месте наверняка именно так бы и поступил? Это девочка, постоянно напоминал себе Натан, и даже не эльфийка, а с Глоринделем ее роднит только больное воображение Натана... И его глухая тоска, от которой он не мог избавиться с той минуты, как вернулся на земли лорда Картера и понял, что наступивший было душевный покой был всего лишь временным.

На судно загружали свой товар рабовладельцы, которым не посчастливилось сбыть его с рук; короткая вереница рабов угрюмо взбиралась по шаткому трапу. Надсмотрщики покрикивали и охаживали согнутые спины плетьми, срывая злость за неудачный рейс. У трапа стояли двое, ждавшие своей очереди; один из них держал в руке цепь, которая вела к поясу полуобнаженной женщины, и сочувственно кивал на причитания собрата по промыслу.

— У самых доков разместился, подвела нелегкая! — громко жаловался тот. — А загорелось-то как раз с них. Опомниться не успел — а все полыхает. Шестерых рабов потерял! И еще трое изуродованы, пришлось убить — их даже за пять монет никто не хотел брать. А одна была такая красавица, венессийка — кровь с молоком! Чтоб я еще хоть раз сунулся в этот поганый городишко...

— Зря ты, зря, хороший город, — покачал головой его собрат. — А беда может прийти в любое место. Надо только беречь свое добро и знать, как возместить убытки.