Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929) - Михаил Алексеев

Рядовые китайские коммунисты, работая, по существу, на разведку, были уверены, что работают на китайскую компартию. Кому и куда поступали результаты работы агентов, китайца мало интересовало. Для него важно было быть уверенным в том, что результаты его работы будут использованы в интересах Китая, а не иностранной державы. Кроме того, привлеченный к сотрудничеству китаец должен был знать, что и тот, кто его работой руководил, будь это даже иностранец, прежде всего его единомышленник.

В ряде случаев вербовали агентов для работы на Гоминьдан в целях «углубления китайской революции», ибо любой китаец (не исключая и Чжан Цзолиня, и ему подобных) самым искреннем образом считал себя «революционером».

Проще всего было завербовать «приличных» агентов на работу для «китайской революции», направленной в первую очередь против иностранцев. Такой способ привлечения к сотрудничеству, конечно, проще всего было осуществлять при наличии вербовщика-китайца. Иногда случалось, что агент, завербованный таким образом, очень долго не знал, на кого работает.

Таким способом в пекинской резидентуре был завербован уже упоминавшийся бой японского военного атташе, молодой парень, гоминьдановец. Во время пекинского налета он был раскрыт и, как говорили, был убит японцами.

Некоторых агентов удавалось завербовать и под другим «соусом». В тех провинциях, где власть, предположим, находилась в руках Чжан Цзолиня, легко было найти сторонника У Пэйфу и завербовать его для работы в пользу последнего, а там, где власть принадлежала У Пэйфу, все делалось с точностью до наоборот.

Однако и среди китайцев встречались «такие типы, которых невозможно купить за деньги». Так, в сентябре 1926 г. пекинской резидентуре стало известно, что четыре представителя шаньсийского дуцзюня Янь Сишаня при правительстве Пекина состоят агентами японского военного атташе. Янь Сишань уже в то время выходил на авансцену китайской неразберихи, поэтому завербовать его представителей, да еще работавших у японцев, было очень важно и заманчиво. Через боя японского атташе, о котором уже упоминалось, удалось достать компрометирующие материалы на этих агентов, и для большей верности решили вербовать их на работу для левого Гоминьдана. Вербовку вел китаец, коммунист, выделенный специально для этой цели. Условия сотрудничества предлагались, казалось, самые приемлемые – передавать все то, что они сообщали японцам, за ту же цену (по 200 иен в месяц). В успехе сомнений не было, но советских разведчиков ждало жестокое разочарование.

Двое из намеченных для привлечения к сотрудничеству лиц отказались. Оставшимся двум китайцам было предложено за ту же работу двойное жалование, по 400 иен каждому, но и здесь последовал отказ. Пришлось прибегнуть к крайнему средству. Сфотографировали расписку на получение денег от японцев и заявили одному из вербуемых, что в случае его отказа работать на левый Гоминьдан расписка будет отослана Янь Сишаню. Не помогло и это. Китаец скрылся из Пекина, и разыскать его не смогли.

Когда обратились за разъяснениями к китайскому вербовщику-коммунисту, тот объяснил, что вербуемые китайцы, по его мнению, являлись идейными и активными членами партии Аньфу, имевшей прояпонскую ориентацию, и это была единственная причина их отказа от работы.

Среди китайцев редко попадались агенты-двойники. И тому было свое объяснение: для определенной категории китайцев все иностранцы считались врагами, и между ними не делалось никакой разницы, а совместные выступления иностранцев против китайцев во время различных конфликтов окончательно убедили китайцев, что все иностранцы заодно. Поэтому, когда кто-либо из них вербовал китайца, уже работавшего на другую иностранную разведку, тот воспринимал это как ловушку и не соглашался работать, боясь потерять уже имевшийся заработок.

Мало было завербовать агента, нужно было еще таким образом организовать с ним связь, чтобы своевременно получать от него информацию. Бывали случаи, когда агент, своевременно узнав о назревавшем событии, не мог передать в разведывательный орган эти данные из-за отсутствия связи. В результате Пекин получил донесение вместе с газетными сведениями.

Как признавал сам Рыбаков, подобная неорганизованность связи являлась существенным недостатком имевшейся сети. Существовали всевозможные способы доставки информации: особым кодом по телеграфу (заранее обусловленными словами), «письменным порядком» – «нарочным» также через код или тайнописью, живой связью через агентов-почтальонов до заранее намеченных «сборных пунктов донесений» и т. п.

Крайне медленная и нерегулярная связь посредством дипкурьеров между Пекином и в особенности Ханькоу и Кантоном (даже при наличии телеграфного шифра) чрезвычайно затрудняла работу.

Пекинская резидентура широко практиковала использование тайнописи. Почта, как утверждал Рыбаков, работала хорошо и регулярно, обеспечивая дешевую, безотказную и своевременную связь. Предпринимались следующие меры предосторожности: в донесении (между строк – на газете, прейскуранте и т. п.) помещался только информационный материал. Письма и газеты направлялись на условные, «крепкие» адреса. В связи с этим приобретал особое значение состав тайнописи – особенно для китайской бумаги в летнее время – все тайное проявлялось порою в пути и становилось явным, что грозило провалом.

И все же почтовая связь могла действовать только на территориях провинций, не затронутых войной, и не могла рекомендоваться как универсальное средство.

Нередко резиденты-китайцы встречались со своими агентами в общественных и увеселительных местах, где каждый вечер собиралось большое количество народа и стоял такой шум, что самый опытный сыщик не смог бы уследить за тем, за кем вел слежку. Существовало, правда, одно «но» – сам разведчик уже не мог контролировать обстановку вокруг себя.

На китайских базарах легко можно было даже европейцу получать от китайца сведения и давать ему задания. Китайские базары обычно кишели местными мелкими «компрадорами», которые по два-три человека увязывались за европейцем в качестве посредников при совершении покупок. Под видом посредника агент мог свободно говорить с европейцем сколько угодно, не вызывая подозрений.

Самым безопасным считался способ перевозки донесений и документов между провинциями, когда агент-связник доставлял документы не сам, а сопровождавшая его женщина-китаянка. Женщинами в Китае полиция мало интересовалась и никогда их не обыскивала. При этом европеизированные китаянки для этой цели не годились. Для перемещения донесений и документов через опасные участки использовали «старозаветных» китаянок – с забинтованными ногами и с китайской прической. Особо секретные документы с гарантией можно было провезти, если спрятать их под бинтами. Даже при обыске китаянки, если он все-таки происходил, никто не требовал у нее разбинтовать ноги.

Связь между Китаем и Советским Союзом в отдельных случаях осуществлялась через китайцев-контрабандистов. Контрабандист за самую незначительную оплату проходил через китайские посты без всякого обыска в любом месте границы в одну и другую сторону.

В 1927 г. харбинская резидентура переправила через контрабандиста большой сверток чертежей и планов секретных сооружений на «толстой» бумаге, обмотав все это для видимости соломкой для дамских летних шляпок, так как это был сезонный контрабандный товар.