Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929) - Михаил Алексеев

«Внутренний работник» – внутренний агент в Нанкине. Письмоводитель штаба войск Сунь Чуаньфана.

Словом, в большинстве своем агенты были незначительными и малоценными.

В конце 1926 г. пекинский резидент Огинский вынужден был констатировать, что оставлять имевшихся сотрудников резидентуры в Шанхае «в настоящем виде» нежелательно. В частности, Портнов был совсем слабым работником. То же можно было сказать и о Чусове, который давал совершенно «невозможную» информацию; пришлось ему направить телеграмму, что все поступавшее из Шанхая – сплошная дезинформация. Правда, подобная дезинформация шла из Шанхая и по линии ИНО ОГПУ и НКИД, что давало основания для вывода, что условия работы в Шанхае довольно тяжелые.

Для улучшения ситуации предлагалось произвести перемещение: И. Г Чусова направить в Мукден, а В. Т. Сухорукова, занимавшего должность вице-консула в Мукдене, командировать на равнозначную должность в генконсульство Шанхая. Однако такая должность так и не была выделена НКИД военной разведке, и в ближайшее время не приходилось рассчитывать на изменение позиции наркомата по данному вопросу. Да и сам Сухоруков вдруг проявил желание скорее вернуться в СССР и выдвинул условие, что «…в Шанхае будет не более полугода».

Особую роль в получении разведывательной информации, в том числе и агентурного характера, должны были сыграть военные советники – военные инструктора, направляемые советским правительством в китайские армии на Юге, Севере и в центральной части страны. Должны были, но не сыграли. Работа войсковых инструкторов НРА и национальных армий должна была вестись совершенно самостоятельно по линии военного атташе. При этом на ряд должностей военных советников направлялись специалисты по линии Разведупра.

Предполагалось, что сотрудники IV управления Штаба РККА, посылаемые в составе группы военных советников на Север и в Центральную часть Китая (здесь не предусматривалось создание разведывательного отдела), будут вести работу под видом инструктора официально, входя в состав китайского штаба. Подчиняться они должны непосредственно разведывательному центру, находившемуся в Пекине, от которого и будут получать соответствующие директивы и деньги.

Однако на деле ничего подобного не произошло. И причин тому было несколько. Во-первых, развал 2-й и 3-й национальных армий произошел раньше, чем там удалось развернуть намеченную работу (1-я армия прекратила существование еще раньше). Во-вторых, инструкторы, имея иные цели и задания, выполняли разведывательную работу спустя рукава. В-третьих, соображения политического и этического характера не всегда позволяли советским инструкторам вести разведывательную работу в армиях «наших друзей». В-четвертых, в некоторых случаях советских инструкторов отстраняло от объектов разведки само командование национальных армий.

Мешала разведработе и позиция некоторых руководителей групп советских военных советников, которые препятствовали передаче информационного материала своих подчиненных «на сторону». И, наконец, военные, выпускники академий, участники Гражданской войны, отобранные для работы по линии разведки на должностях инструкторов (советников), не имели опыта разведывательной деятельности, и проведенный в Центре инструктаж (если он и проводился) был явно недостаточен. В свою очередь, центральный резидент в Пекине не был в достаточной степени проинструктирован сам в части организации руководства деятельностью прибывавших разведчиков и не имел необходимых рычагов, чтобы воздействовать на них в нужном направлении.

В такой обстановке разведчики, попавшие в штабы китайских армий на должности инструкторов, так и не создали на местах агентурной сети из китайцев. А вернее, и не пытались, так как не представляли себе, как это делать. В лучшем случае они пользовались всякого рода осведомителями, которые с поражением национальных армий прекратили контакты.

Показателен в этом отношении доклад о ведении разведки в калганской группе военных советников летом – осенью 1925 г. начальника штаба группы Н. В. Корнеева (находился в распоряжении Разведупра штаба РККА):

«Разведывательная работа группы мыслима в двух направлениях: 1) на пользу армии ФЫНА (Фэн Юйсяна. – Авт), 2) на пользу государства, к которому принадлежат инструктора.

По первому направлению… можно вести советническо-организаторскую работу в штабе ФЫНА (к чему мы допущены не были) и прямо передавать разведывательные] данные, полученные штабом группы от своих источников. Последнее имело место в видах «завоевания делового доверия» и немало способствовало поднятию престижа группы сотр[удников] штаба ФЫНА. Здесь роль дачи таких сведений соответствовала роли снабжения оружием в отн[ошении] всей армии: она делала «стоящим» терпимое отношение к нашему проникновению в штаб. Однако, несмотря на лично хорошие отношения со штабом и его н-ком, никогда не удавалось заблаговременно проникнуть в планы ФЫНА, и все беседы в его штабе были чисто платоническими, безо всякого влияния на ход дела.

По второму направлению морально обязательное содействие соответствующим органам, вполне возможно. приведет к столкновению с принципом «завоевания доверия», коль скоро необходимо становится вести агентурную] разведку против той армии, в которой группа работает.

Вопрос решается возможностью надежно обеспечиться от провала, который неминуемо прорвет доверие ко всей группе. В данном случае в маленьком городе, где никто не может укрыться от наблюдения провала, и потому в группе твердо проводится отказ от агентурной] работы против армии ФЫНА».

Под выражением «морально обязательное содействие соответствующим органам» автор понимал добывание информации в интересах Разведупра. Скорее это был не доклад о ведении разведки, а отстраненные размышления неглупого человека о специфических вопросах, объяснявших, почему разведка с позиции военных советников (инструкторов) невозможна, а поэтому не организовывалась и не велась. И более того – вестись не будет. Причиной тому были не только далеко не бесспорные рассуждения Корнеева, но и отсутствие должного руководства со стороны центрального резидента в Пекине и каких-либо инструкций на данный счет. Хотя, возможно, устный инструктаж в Москве перед отправлением в Китай был получен.

Еще более удручающую оценку положению советских инструкторов в «народных» армиях дает помощник военного атташе при советском полпредстве в Пекине В. А. Трифонов, описывая отношения Фына (Фэн Юйсяна) к нашим инструкторам: «Какую работу они несут в фыновской армии? Обучают одиночных бойцов, выполняют обязанности артиллерийских техников по ремонту оружия, строят поезда. Основные отрасли военного дела – штаб, снабжение и оперативное руководство – являются заповедными для нас отраслями, куда наших инструкторов не подпускают и близко. Политработа разрешается в армии в минимальных дозах (в течение очень короткого времени существовало три клуба) под сугубым контролем и руководством фыновской администрации». Зато, подчеркивал Трифонов, Фэн Юйсян «…разрешает нашим инструкторам заниматься преподавательской деятельностью в школах». Именно к этому роду деятельности наши инструктора были менее всего пригодны, так как подбирались для активной оперативной работы. Они, хорошие бойцы с большим стажем