Я боюсь. Дневник моего страха - Катерина Шпиллер

– Ну… разве здесь кладбище?

– А разве это не моя земля?

– То есть? – изумился Смирнов.

– Одно из завоеваний демократии, – тихим голосом начала объяснять Валяева, – это то, что все эти шестисотки отданы людям в собственность. Вы выращиваете картошку, а я делаю семейное кладбище. Это моя земля и мое дело.

– Ада Борисовна! Но ведь так нельзя! Существуют правила… – начал закипать Смирнов.

– Еще одно завоевание демократии, – скорбно вздохнула Ада, – это невозможность похоронить близких достойно, на хорошем кладбище, не выложив целого состояния. Вы знаете, сколько стоит место для покойника и все остальное, что ему нужно? Дай вам бог узнать это как можно позже… С… известного вам времени у меня нет работы. Я бедна, Олег Витальевич, очень бедна. Мне едва хватает на кое-какую еду.

Смирнов с сомнением оглядел ее элегантный наряд. Она спокойно выдержала его взгляд.

– У меня нет таких денег, какие с меня хотят слупить дельцы из похоронных контор. Сейчас у меня нет средств даже на жалкий ремонт моей однокомнатной халупы.

– А… ваш супруг? – робко поинтересовался Смирнов.

– Крах! – возмутилась Карма, сверкнув глазками и тюкнув Смирнова клювом в ботинок. Он отодвинул ногу. Тонкие губы Ады злобно сжались.

– Я, конечно, не обязана перед вами отчитываться, но этот подонок сбежал в Штаты, бросив меня вместе со своими бандитскими долгами. Еще в девяносто третьем. Я расплатилась… Но осталась на нуле.

– А кузен?

– Вы что? – светлые брови Ады возмущенно выпрыгнули из-под очков и подскочили аж до самых волос. – Мальчик, студент, откуда у него деньги?

«Больше похож на охранника какой-нибудь рэкетирской конторы», – подумал Смирнов, вспоминая бритый затылок и ухватки кузена.

– Вы все выяснили, что вам надо? – холодно осведомилась Валяева. – Я могу побыть наедине с могилой?

– Минуту… – Смирнов потер ло6 ладонью, радуясь звуку шуршания собственной кожи, – послушайте, есть же выход: я куплю у вас этот участок, у вас тогда будут какие-то деньги и…

– Какие «какие-то»? Сколько же вы мне предлагаете за эти шесть соток? – Голос Валяевой чуть дрогнул в насмешке.

– Ну-у… Сегодняшняя стоимость этой земли… Ну… Пусть будет полторы тысячи зеленых…

Ада развела руками:

– У меня куча долгов, у меня троюродный брат – чернобыльский ликвидатор – в больнице, в тяжелом состоянии. У него ни семьи, ни родни никого, кроме меня. Да и мне помирать рановато, есть-пить надо, а работы нет…

– Ну, две тысячи. Или… – он споткнулся о ее издевательский взгляд. – Сколько же вы хотите?

– Я размышляла, прикидывала, – тягучим голосом продолжила Валяева, знакомым движением тонких пальцев проведя себе по подбородку, – по самим скромным расчетам мне необходимы тридцать тысяч, чтоб не помереть.

Смирнов обомлел:

– Тридцать?… За этот участок? – хрипло спросил он.

– За какой участок? – удивилась Ада. – Я говорю о том, сколько мне нужно денег, в принципе… Я ничего и не продаю, вы же сами назвали рыночную цену этих соток. Смысла нет… Позвольте теперь мне остаться наедине с папой. – У нее вдруг резко изменился тон, она заломила руки и разрыдалась. Повернувшись к могиле, она рухнула на колени и начала что-то бормотать. Карма задом отошла на несколько шагов, чтобы посмотреть в лицо Смирнову. Она задумчиво склонила набок свою головку и осуждающе каркнула. Олег Витальевич потоптался на одном месте, не зная, что теперь говорить и как себя вести. Тревога, нет, даже, к великому его стыду, страх рос в его душе, страх перед чем-то неведомым, непонятным, неформулируемым… Как в детстве перед темнотой. Не могила его генерировала, отнюдь! Сама эта женщина безглаз рождала вокруг себя некую мертвую ауру, где птицы, кроме Кармы, не поют, деревья не растут… Или это все ему кажется от идиотизма ситуации?

– Ну, этого мы так не оставим, – очень тихо и неубедительно сказал Смирнов.

– Попробуйте принять меры. А я погляжу, – эти слова Ады он различил сквозь ее бормотания.

Вика Тузеева считала себя островом в океане бездуховности. Океан был грязный, грубый, вульгарный, а она – благоухающий, чистый, цветущие духовностью остров… Люди кругом столь примитивны и некультурны! Неудивительно, что ее тонкая нервная организация не выдержала мерзости окружающей действительности, ифизически Вика надломилась: с некоторых пор она страдает сильными мигренями, а потому баралгин, уксус и вафельное полотенце всегда у нее наготове. Вот и здесь, на даче, эти предметы заняли господствующее положение на полочке в кухне… «Тем более, здесь, – размышляла Вика, – ведь тут публика совершенно невыносима! Торговки, шоферы, бухгалтеры… В Москве хоть есть возможность не видеть всякие рожи с утра до вечера, а тут с ними сталкиваешься десять раз на дню…» Да, остров, остров… У Тузеевой даже был стих на эту тему:

Я – одинокий остров в океане

С благоухающей листвой,

Омытый грязными волнами

И ядовитою водой…

Это – из неопубликованного. Из опубликованного у Вики совсем немного, и все в основном в газетах, кое-что в сборниках разных поэтов… Ах, кому нужна сейчас настоящая поэзия! Хотя грядет кое-что: бывший муж Вики (БМВ), Машкин отец, сделавшийся преуспевающим бизнесменом в издательском деле, решил в качестве алиментов издать Викину книжку, которую она, тщательно поразмыслив, назвала «За все мои такие годы…».

– Какие – такие? – не понял БМВ, у которого на рабочем столе в офисе стояла фотография красивой женщины с прелестной малышкой на руках.

– Вот такие, – грустно ответила Вика, украдкой смахнув набежавшую слезу. БМВ сморщился, что-то пробурчал, но выяснять далее не стал.

– Ладно, пусть так. Осенью сделаем. Тираж – пять тысяч. Довольна?

Вика вскинула голову:

– Я думаю, что это не самое худшее, что сделает твое издательство. На фоне западной пошлости…

БМВ замахал на нее руками.

– Ой, только не начинай опять, ради всего святого! Подлость, духовность, ля-ля-ля-а… А у самой – «в каждой строчке по три точки после буквы «л»…»! Наш старый разговор…

– Вот именно!

– Вот и не надо!

– Что ты понимаешь?

– А ты? – БМВ уже не сдерживал себя в раздражении. – У тебя ж всю жизнь любимым поэтом был Асадов! А других ты даже и читать не хотела! Я уверен, что у тебя в сумочке томик Асадова, да?

Вика гордо молчала. Он был прав.

– Из тебя невежество прет, чуть колупни! Ты до сих пор Хармса Хансом зовешь или соизволила, наконец, запомнить?

Поджав губки, Вика решительно поднялась со стула.

– В таком тоне я более беседовать не намерена.

…Остров, остров… Как трудно духовным людям в этом вульгарном мире!