Синие ключи. Книга 1. Пепел на ветру - Екатерина Мурашова

– А вот это еще как взглянуть. Дело в том, что Макс, в отличие от своего кузена Кантакузина, человек деятельный. Ему нужно все и сразу – экзотические путешествия в далекие страны (и в ближние, впрочем, тоже), свой журнал, женщины для поклонения и женщины для оргиастических утех, религиозный экстаз и хорошие рестораны… В общем, настоящая жизнь, наполненная до краев и даже слегка переливающаяся через край, как бокал дорогого шампанского.

Аркадий почувствовал себя несколько задетым словами Камарича. Его как-то не привлекало практически ничего из перечисленного. Стало быть, у него не настоящая жизнь? Ресторанов и банкетов он не любил в принципе, и московское пристрастие к долгой, обстоятельной, под всяческими соусами и прибамбасами жратве и бесконечному питию чаю из ведерных самоваров раздражало его безмерно. Вкусно и питательно поесть – это важно, кто бы спорил! Но зачем тратить на это столько времени?! Удивляло его и всем известное пристрастие московских купцов и промышленников вести в трактирах все свои дела, а также заключать сделки. Неужели не знают, что даже при запахе еды бóльшая часть крови отливает от мозга к желудку? – возмущался в нем врач и физиолог. Что ж это за дело у них выходит! А потом еще говорят о самодурстве московского купечества. Да они от хронического обжорства большую часть жизни находятся в состоянии токсикоза с сопутствующим поражением нервных центров и сами за себя не отвечают. Вот как Аркадий сейчас… Экзотические путешествия как бесцельные переезды из одного места в другое и попутное глазение по сторонам его тоже не привлекали. Недавно Адам с вдруг загоревшимся взором рассказывал ему о где-то описанной охоте на львов в африканских саваннах. У Аркадия даже сама мысль о том, что он поедет куда-то за несколько тысяч верст и заплатит большие деньги за то, чтобы в огромном поле убить ни в чем не повинную лохматую кошку, вызвала что-то вроде телесного озноба… Хотя, например, в Париж он когда-нибудь непременно съездит. Посетит пару музеев и, конечно, тщательно изучит, как там у них организовано госпитальное дело… Оргиастическое поклонение женщине? Что это такое и для чего нужно? В будущем Аркадий Арабажин собирался жениться на привлекательной доброй женщине и иметь с нею детей, а затем и внуков. Но сперва следовало закончить ординатуру, завести практику, определиться с местожительством. Иногда Аркадий серьезно думал о том, чтобы уехать в провинцию или даже в Сибирь и практиковать там. Учась у блестящих ученых, несколько лет работая бок о бок с Адамом Кауфманом, он отчетливо понимал, что сам лишен утонченного блеска ума, необходимого научному первооткрывателю. Но знал притом и не склонен был принижать свои собственные достоинства – честность, наблюдательность, скрупулезность, блестящую память, умение учиться, склонность сопоставлять полученные данные друг с другом и умение делать из этих сопоставлений взвешенные выводы. Так не лучше ли быть первым в деревне, чем вторым в Риме?.. Иногда же ему, наоборот, хотелось покинуть толстые стены, сводчатые залы и купеческую удаль старой Москвы и уехать в Северную столицу – в имперский Петербург, где люди прохладны, как приморские камни, до спокойной, просвещенной, умеренной Европы – рукой подать, а из Института экспериментальной медицины организуются интереснейшие и полезные экспедиции во все уголки обширной Российской империи. Все-таки его всегда серьезно интересовала эпидемиология… Тут же, мысленно коснувшись эпидемиологии и ее социальной обусловленности, он вспоминал о положении пролетариата, о голодном тифе в деревнях, об отстраненных, но безукоризненно логичных выкладках Маркса и о том, что еще при его, Аркадия Арабажина, жизни в России да и во всем цивилизованном мире непременно должна произойти социальная революция, которая снова потребует его, как честного человека, участия. И потому он, вероятно, должен… Но на бокал шампанского все это было решительно не похоже!

Но вот удается же как-то Луке Камаричу легко относиться и к революции, и к декадентам, и к геодезической службе на железной дороге, и к своей научной любви – поляризованным кристаллам…

– Аркадий, глядите, кисель на глазах полимеризуется! – позвал Камарич.

– А? Что? Где?! – Аркадий вернулся к действительности и уставился в тарелку с довольно глупым видом.

– Я так и думал, что лучше всего вы возбуждаетесь на что-нибудь естественно-научное, – довольно усмехнулся Камарич. – Когда женитесь, будете с женой в постели вместо предварительных ласк обсуждать резекцию желудка и кишечную непроходимость…

– Камарич, вы мерзкий пошляк!

– Я?! А кто из нас несколько часов назад свел онтологию Апокалипсиса к цвету дерьма петербургского поэта?

– Да уймитесь вы, ради всего святого! И без вас тошно! Что вы там хотели сказать про Кантакузина?

– Я говорил не про Кантакузина, а про Макса. На все упомянутые мною компоненты действенной игристой жизни нужны деньги – это вы, надеюсь, понимаете? И немалые, если учитывать желательное издание журнала, путешествия и прочие важные красивости. А финансовое положение семьи Лиховцевых я вам уже описал…

– И что же с того?

– Возникает вопрос: окончательно ли бескорыстна трогательная привязанность яркого визионера Макса к его тускловатому на первый взгляд кузену?

– Но вы же сами мне говорили, что по условиям завещания Осоргина Александр имеет некоторые средства к жизни, но не может тронуть ничего из недвижимости и капиталов. В чем же здесь интерес Лиховцева?

– А про ненайденные драгоценности цыганки Ляли вы позабыли?

– Так вы думаете, что Лиховцев может надеяться найти их и… украсть, что ли?

– Ну почему обязательно украсть? Имея решительное влияние на Алекса, он может обойтись и без прямой уголовщины. К примеру, убедить Кантакузина отправиться в совместное путешествие на Восток. Или начать издавать символистский журнал. Или купить дом в Москве и устроить там «Приют декадента». Да мало ли всякого… Вопрос в том, можем ли мы с вами доверить этой парочке девочку Люшу?

Аркадий, насупившись, доел кисель и отрицательно помотал головой. Камарич довольно улыбнулся и принялся задумчиво лупить яйцо. Когда процесс был закончен, Аркадий отобрал яйцо и съел его.

в которой Люша вполне успешно сама строит свою судьбу и знакомится с Глэдис Макдауэлл, Гришка Черный ощущает себя крылатым, а кухарка Васильевна наводит красоту на судомойку Марысю

– Я в «Преисподней» свой человек. Пошли туда! Погуляем как люди…

– Как люди?! Гришенька, ну ты сам подумай: кого у нас на Хитровке «Преисподней» удивишь! Там же все фартовые и болдохи[8]бывают. И не гульба там по большей части, а игра на «мельницах»… Моя-то там доля какая?

– Ну ладно, поехали к Бубнову, в «дыру», тоже трактир хороший… Хотя, ч-черт, туда баб вовсе не пускают. Тогда в Городские ряды, к «Мартьянычу», туда с девками можно…

– Гри-ишенька… Ну что ж ты бескрыло-то так?

Люша видела, что Гришка Черный уже начинал нешуточно злиться. Длинные и узкие крылья его тонкого носа раздувались, черненькие усики хищно шевелились. Девушка играла с огнем – и знала об этом. Но именно это ей и нравилось.