Прежде чем он увидит - Блейк Пирс

Она схватила доску и встала на колени. Она схватилась за основание доски так, чтобы два торчащих гвоздя оказались сверху. Она широко размахнулась и ударила. На этот раз доска действительно треснула, когда ударила мужчину по лицу. В глаза полетели опилки, и Макензи повалилась на спину, сбитая с ног силой собственного удара.

Реакция мужчины не заставила себя ждать. Он рухнул на землю, крича от боли, и начал бить ногами наобум. Трудно было сказать, пытался ли он дотянуться до Макензи или просто метался в агонии. На его щеке висел кусок деревянной доски примерно пятнадцать сантиметров в длину. Держали его два гвоздя, вонзившиеся в плоть.

Макензи быстро развернулась к открытой двери в подпол и снова протянула девушке руку. Поначалу та колебалась, но потом быстро выползла наружу. Когда девушка была почти у порога, Макензи схватила её под руки и помогла вылезти.

Позади них мужчина продолжал корчиться от боли, схватившись руками за кусок доски, торчащий из щеки.

Макензи обхватила лицо девушки руками и посмотрела ей в глаза. «Послушай, – сказала она. – За той дверью бетонные ступеньки. Сядь там и не двигайся. Я выйду через минуту».

Девушка кивнула, и только тогда Макензи освободила её от кляпа. Потрёпанный шарф упал на пол, и девушка сдавленно всхлипнула.

«Иди», – сказала Макензи.

Девушка сделала всё в точности, как ей сказали, и, ковыляя, вышла на улицу, оставив Макензи один на один с убийцей. Тот продолжал лежать на земле, и Макензи быстро связала ему руки за спиной, нисколько не волнуясь, что может вывихнуть преступнику плечо.

Мужчина даже не сопротивлялся, а когда его запястья оказались плотно сжаты сзади, то и вовсе обмяк всем телом. Макензи надела на него припасённые на всякий случай пластмассовые наручники.

«Делай только то, что я говорю, – сказала она ему. – Если пошевельнёшься, я протащу этот кусок дерева по твоему лицу. Тебе всё понятно?»

Он ничего не ответил, поэтому она ещё больнее сжала его запястья. Плечи мужчины потянулись назад чуть дальше, чем на это было способно человеческое тело, он вскрикнул и кивнул.

Макензи подняла его на ноги, развернула и толкнула в сторону открытой двери в подпол. «На колени», – сказала она.

Он яростно замотал головой и попытался пятиться назад. Макензи слегка толкнула его вперёд и поставила подножку. Он упал вперёд, и она поймала его за плечо, когда он оказался на коленях. Потом она положила руку на кусок дерева, свисающий с его лица. Кровь стекала с него вниз, но её было не так много, как могло бы быть, учитывая характер травмы.

«Лезь внутрь», – сказала она.

Мужчина застонал и полез в темноту. Когда он почти скрылся за дверью, Макензи размахнулась ногой и толкнула его в спину. Он кувырком полетел во мрак, и она громко захлопнула дверь. Она зацепила крючок за петлю в косяке и только тогда поняла, что по щекам текут слёзы.

Смахнув их рукой, она сделала пару глубоких вдохов. Потянувшись в карман за телефоном, она вышла наружу, где сидела девушка. Она села рядом и ободряюще её приобняла. Макензи слышала, как кричит запертый в подполе мужчина.

«С тобой всё в порядке?» – спросила девушку Макензи.

Та ничего не ответила, просто покачала головой и тоже начала плакать. Макензи крепче прижала её к себе, набирая номер Брайерса свободной рукой. Когда она прижала телефон к уху, вслушиваясь в гудки, то вдруг поняла, что совсем не боится последствий того, что только что произошло.

На самом деле в эту секунду она не боялась ничего на свете.

Тогда почему ты готова снова разрыдаться?

Ответа она не знала.

Когда Брайерс взял трубку, это было уже неважно. Через сорок пять секунд, когда разговор закончился, Макензи кинула телефон в траву, положила голову девушке на плечо и тоже начала плакать, больше не пытаясь искать причину для слёз.

Четыре дня спустя

Наконец-то Макензи могла есть всё, что захочет. В первые три дня после спасения Лорен Уиклайн врач разрешал ей есть только мягкую пищу: супы, йогурты и смузи. Она была рада, что шея почти зажила (остались несколько синяков и небольшое растяжение с левой стороны), но твёрдая пища её мало интересовала. С тех пор, как она вонзила метровую доску в лицо убийцы, у Макензи пропал аппетит.

Убийцу звали Джим Паркерсон. Уже через час после ареста он спокойно сознался в убийствах Шанды Эллиот, Сьюзен Келлерман, Тревора Симмса и Даны Мур. Он даже добавил, что были ещё две жертвы, которых никто не нашёл, но отказался назвать их имена или даты убийств.

Макензи знала это потому, что Брайерс рассказал ей всё по телефону. За всё время он звонил несколько раз. В большинстве своём просто для того, чтобы узнать, как у неё дела. Он не говорил это вслух, но было ясно, что его гложет вина за то, что оставил Макензи одну на Истес-Стрит. Он должен был остаться и проследить, что она уехала. Опять-таки он не сказал ей по этому поводу ни слова, но Макензи и сама могла догадаться.

Она просматривала электронную почту и читала последние данные по делу Джима Паркерсона, когда в дверь постучали. «Вот и всё, – подумала она, отходя от компьютера. – Это Брайерс или МакГрат. Пришли, чтобы меня официально уволить».

Она открыла дверь, и оказалось, что она ошиблась. На пороге стоял Гарри. Он мило улыбнулся, и Макензи вдруг почувствовала себя счастливой.

«Как ты?» – спросил он.

«Горло болит, – ответив улыбкой на улыбку, сказала Макензи. – Входи, Гарри».

Он переступил порог, оглядываясь, как взволнованный подросток, который в первый раз оказался в спальне девочки.

«Я слышал о том, что случилось, – сказал Гарри. – Чёрт, да все слышали о том, что случилось».

«Это плохо?» – спросила она.

«Вовсе нет. Зависть, с которой все смотрели на тебя, когда ты пришла… превратилась в восхищение. Теперь ты официально нереально крута».

Макензи присела на диван. «Я этого не ощущаю, – сказала она. – Чувствую себя полной развалиной».

«Если это поможет, то выглядишь ты не так ужасно».

«Мне полегчало», – с улыбкой ответила она.

«Я… могу тебе чем-нибудь помочь?» – спросил Гарри.

Протягивая ему руку, Макензи казалось, что ею двигала неведомая сила. Гарри взял её руку, и Макензи повела его к дивану. Он сел рядом. Она потянулась и поцеловала его. В невинном поцелуе не было страсти. Их губы ни разу не разомкнулись, хотя поцелуй длился секунд пять.

«Для чего ты опять начинаешь?» – спросил Гарри, когда она отстранилась.

«Для себя, – ответила Макензи. – Для… я не знаю».

Гарри кивнул, не выпуская её руки. «Из-за всего этого тебе одиноко, не так ли?» – спросил он.