Wu-Tang Clan. Исповедь U-GOD. Как 9 парней с района навсегда изменили хип-хоп - Ламонт Хокинс

Я был просто маленьким озабоченным ублюдком, а эта девчонка была маленькой милашкой с района. С тех пор как моя первая девушка разбила мне сердце, концепция верности вылетела в окно. Я просто пытался трахнуть все, что двигалось.

А потом эта маленькая милашка забеременела, через три месяца после нашего знакомства. Как и многие другие вещи в гетто, это была случайность. Это было тяжело, потому что я был еще слишком молод, чтобы понять, как изменится мой мир. Я бегал по улицам. Я барыжил. И мне тоже, как и ей, было страшно. Я не знал, что делать. Я был немного расстроен всей этой ситуацией.

Подросткам нужно кое-что уяснить: дети для семейных пар. Люди не должны рожать детей, если они не женаты. В гетто этому не учат. Чуваки рожают детей в два счета. «О, у меня будет от тебя ребенок». – «Детка, мы даже с тобой не вместе. Мы даже не женаты. Я встречался с тобой неделю. Я был с тобой всего два месяца. Даже не полгода. Не должно быть так». Но на районе все не так. Если женщина забеременела, она в дерьме. А в те времена аборт не был вариантом. Они не верили в это дерьмо.

С матерью моего сына я прожил два-три месяца, чтобы посмотреть, сможем ли мы быть вместе, но мы не нашли общего языка, и я ушел. Я позволил ей жить своей жизнью вместо того, чтобы застрять со мной до конца ее дней только из-за того, что у нас ребенок. Но я не собирался просто взять и бросить их. Это основная причина, из-за которой я до сих пор в Нью-Йорке, – из-за семьи.

* * *

Многое в воспитании Донте происходило методом проб и ошибок. Дело было не в заботе о ребенке. Поскольку я заботился о своем младшем брате в детстве, мысль о том, как воспитывать мальчишку, меня не очень беспокоила. Просто у меня не было примера для подражания. Моя мать никогда не была замужем и всегда работала. Большую часть времени я не знал, что происходит.

По правде говоря, я был расстроен из-за необходимости тратить больше денег. Но не поймите меня неправильно – я люблю своих детей и сделаю все что угодно для любого из них. Когда я был дома, я всегда был рядом. Все мои дети знают, кто их отец.

И Донте был для меня еще одной важной причиной, чтобы уйти с улицы. Он – основная причина, по которой я поступил в колледж. Но в то время я все еще не мог заработать достаточно, чтобы прокормить себя, позаботиться о нем и не попасть в тюрьму. Поэтому я делал все возможное. Чуть позже Wu-Tang начал набирать обороты, и это потребовало от меня гораздо больше выездов. Я гулял, гастролировал и, когда возвращался, проверял, что у Тани есть все, что нужно ей и Донте. Одна из моих нянь, Си-Си, нянчилась и с моим сыном. Таня отводила Донте к Си-Си, которая с удовольствием возилась с ним, и обычно они гуляли на районе. Си-Си любила моего сына.

Просто так получилось, что однажды Си-Си оказалась в Стэплтоне, и какие-то чуваки начали перестрелку, как это бывает на районе. Чувак, с которым я зависал в пра́джектах, – был в игре. Он пытался убить парня по имени Шон Берри. Во время перестрелки Шон схватил моего сына, прижал к себе и использовал его как заложника, как гребаный живой щит. Донте прострелили руку и почку.

Ему было два года.

Я был в Сан-Франциско, когда узнал об этом. И прилетел как можно скорее. Мой сын дважды умирал на операционном столе, и оба раза возвращался. Ему наложили швы и вытащили две пули из почки, которую он потерял. Он вывихнул два пальца, и некоторые нервы в позвоночнике были повреждены. С тех пор он прошел много различных видов терапии. Очень много.

Когда я впервые увидел Донте в больнице на операционном столе, я был в шоке. И самое печальное в этом то, что у черных из гетто нет даже мысли ни о какой психологической помощи в этих ситуациях. Я ничего об этом не знал. Я приходил в себя, как мог, накуривался и напивался.

RZA и остальные не помогли мне, им было пох. На самом деле, они просто передавали мне травку. RZA заплатил мне за выступления, которые я отработал, и посчитал, что этого достаточно. Я не получил никакой психологической, дружеской поддержки от этих парней, которых я считал своими братьями. В тот момент их слава, богатство и значимость померкли в моих глазах. Я был раздавлен.

Так что я прошел через все это. Мои братья не поддержали меня. И единственным человеком, который действительно был рядом со мной, был Meth. Meth – это семья, мы были крепко связаны с ним. А может, мы были близки, потому что Meth был влюблен в сестру матери моего сына… Это не имело никакого значения.

Мне было очень плохо, потому что, когда это случилось, я не был с матерью моего сына, так что я винил ее, и она чувствовала, что это была ее вина. И Си-Си, моя няня, даже не смогла нормально рассказать мне, что произошло. Чуваки в квартале сильно давили на нее и заставили молчать. Она буквально сошла с ума и уже никогда не была прежней.

Я умолял ее: «Ты должна рассказать мне, что случилось». Она не хотела. И по сей день она все еще не хочет говорить со мной об этом. Так что мне пришлось узнавать обрывками из внешних источников, и я психанул: «Эй, ты собираешься сидеть здесь и молчать о том, что произошло, но ты в моем доме, ты в доме матери моего сына, как так?» В конце концов нам пришлось ее выгнать.

И с тех пор Гай, чувак, который случайно подстрелил моего малыша, – я знал, что пули предназначались не для Донте, – думал, что я приду и убью его. Поэтому он позвонил в полицию, решив, что я собираюсь устроить какое-то возмездие, следил за мной – жутко боялся за свою жизнь. Они там все боятся за свою жизнь. Из людей, которые имели к этому какое-либо отношение, – с этим дерьмом связаны пять ублюдков, – трое на сегодняшний день мертвы. Я не имею к этому никакого отношения – иногда на улицах карма работает наилучшим образом.

* * *

У Донте был очень тяжелый реабилитационный период. Это лишило его детства. С трех до шестнадцати лет он провел в долбучих больницах. У него была астма, и ему пришлось пройти через тяжелое испытание потери почки от пули и долгие годы восстановления. Ему годами приходилось носить подгузники. Левая нога моего мальчика все еще не в порядке. Он хромает и по сей день. Все было плохо.

Помимо астмы и восстановления, он попал под машину, сломал руку и сразу после окончания школы, играя в футбол, сломал ногу в трех местах. Мой сын пережил столько боли… Но боль заставила его перепрыгнуть через голову. Он стал сильным и мужественным.

Донте только что закончил колледж. Он встречается с классной девчонкой и живет на Стейтен-Айленде, так что теперь он в порядке. Ну, в основном. Он получил диплом в области кино. Я сказал ему: «Тебе не нужна степень для кино, ты можешь просто взять и все выучить». Но теперь он должен вернуть студенческие ссуды за то дерьмо, на котором на самом деле не может заработать денег. Ты не сможешь получить денег от съемок, если не знаешь, как это делается. Поэтому я предложил ему вернуться в колледж и, возможно, получить другую специальность. Но он вроде как сопротивляется – он хочет снимать кино, и ничего, кроме кино.

И когда я вижу, как он борется со своей карьерой, я понимаю, как родители, особенно чернокожие родители, воспитывают своих детей. Это не наша вина, дело в том, как мы росли. Оглядываясь назад, я вижу, что очень избаловал сына, и совсем не жалею об этом. Возможно, мне стоило быть построже в вопросе образования, может, надо было, чтобы он выбрал более надежную сферу, более материальную, земную. Именно так многие иммигрантские группы продвигаются по жизни через пару поколений. Они не позволяют своим детям выбирать что-то интересное, например, кино. (Я не говорю, что кино – это не профессия, но это довольно сложный карьерный путь.) Наверное, родители должны сперва научить своих детей зарабатывать деньги. Ведь молодые люди часто хотят заниматься чем-то непрактичным, а не обеспечивать свое будущее.