Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди - Виталий Шипаков

– Прости, но нельзя было иначе, – затем, как маленькая девочка, уткнулась в его грудь и заплакала.

Снова выручил Шептицкий. В душе готовый зарыдать не хуже невесты, бравый хорунжий нашел силы засмеяться и даже грубовато пошутить:

– Выплакивай-ка поскорей, Еленка, остатки своих девичьих слез да приглашай гостей за стол. Не знаю у кого как, а у меня еще с вчерашнего в горле пересохло.

Приободренный миролюбивым предложением давнего приятеля, ясновельможный жених наконец осмелился заговорить со своим грозным тестем, который был почти его ровесником.

– Не откажите, батюшка, в любезности поехать с нами.

Ян лишь тяжело вздохнул и шагнул к карете.

Увидав трехсотенный отряд Озорчука, который состоял из вооруженных до зубов, таких же грозных, как сам полковник, воинов, Волович довольно улыбнулся. Выходило, что в придачу к красавице-жене он получил достойное приданое. Теперь солдаты ее отца станут его солдатами, а в ратной доблести этих, разукрашенных шрамами, бойцов не приходилось сомневаться – один Гжегож чего стоит.

В междоусобице, что завязалась между ним и предводителем польской знати Казимиром Вишневецким, литовский канцлер явно уступал противнику в военной мощи. Но теперь, когда он получил поддержку офицеров литовского ополчения, их силы почти сравнялись. К тому же родственная преданность куда надежнее купленной за деньги.

15

Затянувшееся на три дня, довольно скромное по столичным меркам, но показавшееся на редкость пышным бедным литовским шляхтичам свадебное торжество примирило былых недругов. Как выяснилось, тяжба за земли Шептицкого была затеяна не Воловичем, а его покойным управляющим. Прикрываясь именем хозяина, пройдоха дворецкий решил прибрать к рукам заброшенное имение, доходы от которого вряд ли бы попали в княжескую казну. Сам Станислав даже не вникал в столь мелкое для канцлера дело. Так что пуля Гжегожа верно отыскала истинного виновника его многих печалей. С Озорчуком у князя все сложилось еще проще. При первой же беседе тот дал согласие служить ему ради блага единственной дочери.

На четвертый день молодые уезжали в Варшаву. К тому времени между отцом и мужем Елены уже была твердая договоренность – полковник с сотней самых преданных ему бойцов в скором времени отправится вслед за новобрачными и поселится в ближайшей от столицы княжеской вотчине на правах полного хозяина.

Когда княгиня, простившись с родителем, направилась к карете, ее окликнул Шептицкий. В эти праздничные дни хорунжий почти не пил, чем вызвал изумление у друга вахмистра. Вдобавок ко всему он был задумчиво-печален и непривычно молчалив.

Грустно улыбнувшись, Гжегож протянул Елене белый сверток. Та развернула брошенный у костела шарф и увидала свое девичье платье, хранящее следы ее бесчестия.

– Возьми, может, сожжешь, а может быть, на память оставишь, женщины по-разному с подобными вещами поступают.

– Так ты все знаешь? – почти шепотом спросила красавица, с презреньем глядя на уже севшего в карету мужа.

– Знаю, – так же тихо ответил рыцарь. – Прости, что не уберег, да помни, ежели Станислав чем обидит, отцу не жалуйся, мне скажи.

Еленка посмотрела на него, как смотрят женщины на далеко не безразличного им мужчину, и смущенно потупила свой взор. Однако смущение ее было недолгим, немного помолчав, она строго, как настоящая княгиня, приказала:

– Забудь об этом, Гжегож, ведь все так славно закончилось.

Глядя вслед уходящей в совсем другую жизнь принцессе рыцарского братства, Шептицкий неожиданно ясно понял, что замужество Еленки далеко не конец, тем более счастливый, а лишь начало череды грозных событий. Неприкаянное сердце подсказывало – в ближайшем будущем ему еще представится возможность пролить кровь за эту столь внезапно повзрослевшую, ставшую княгиней, девочку. Предчувствие большой беды совсем не испугало отчаянного воина, мечтателя и пьяницу. Глаза Гжегожа светились радостью, когда он своей танцующей походкой шел к коновязи, где поджидал его Марцевич. Скучное, убогое существование хорунжего обрело теперь хоть какой-то смысл.

16

Полковник со своим отважным воинством покидал имение зятя в тот же день. Все рыцарское братство было уже в сборе, когда в ворота замка въехал Янек. Отыскав Шептицкого, он вручил ему тяжелый плоский ларец.

– С полдороги воротил меня хозяин. Говорит, скачи да передай подарок пану ротмистру на память о нашей дружбе, – сообщил начальник княжеской охраны, открывая крышку. Взору Гжегожа представилась пара великолепных, украшенных золотом с каменьями кремневых пистолетов. Польщенный столь щедрым даром, хорунжий даже не заметил, как удивился Озорчук и прочие собратья, услыхав о его прежнем чине. Когда все принялись разглядывать оружие, Янек отозвал Шептицкого в сторону, подальше от посторонних ушей.

– Это канцлера княгиня надоумила, как отъехали, так сразу стала о тебе расспрашивать. И вот еще возьми, – старик вынул из-за пазухи знакомый Гжегожу белый сверток. – Из рук в руки просила передать, сказала, пусть в наше озеро бросит. Поди, знаешь, о каком озере речь?

– Конечно, знаю, – печально улыбнулся рыцарь. – Мне теперь частенько придется там бывать, кто-то ж должен кувшинки собирать.

17

Свадебное торжество закончилось, страсти понемногу улеглись, грозившая большим кровопролитием греховная история обернулась всеобщим, верней сказать, почти всеобщим благоденствием.

Радости Воловича не было предела. Да и что иное, как не любовь прекрасной, молодой женщины, способна сделать истинно счастливым стареющего мужчину.

Канцлеровы домочадцы, поначалу встревоженные столь скоропалительной женитьбой повелителя, быстро успокоились, поняв, что появление в доме красивой деревенской девочки никоим образом не скажется на их безбедном существовании. Женись Станислав на какой-нибудь придворной даме, хлопот у княжеских нахлебников наверняка бы поприбавилось.

Доблестный полковник, как настоящий любящий родитель, избавившись от одних хлопот, сразу обзавелся другими. Видя, что зять действительно боготворит его Елену, старый воин начал ревностно содействовать ему в тяжбе с Вишневецким. Воинское братство Яна стало для Воловича подобием преторианской гвардии, явно превосходя своею преданностью легендарную охрану Римских императоров.

Была довольна и Марыся. Переселившись из глуши в роскошное имение, расположенное в нескольких верстах от Варшавы, она как будто заново родилась.

А вот супружеская жизнь самой княгини Волович, в недавнем прошлом Еленки Озорчук, оказалась далеко не безоблачной. Многочисленные поклонницы Станислава да их подруги возненавидели удачливую соперницу, объясняя столь странный выбор канцлера не чем иным, как колдовскими чарами невесть откуда появившейся схизматки с глазами вещуньи. Не лучше было и с приятелями мужа. Редкостная красота княгини, а также слухи о скандальных обстоятельствах ее замужества сделали Елену предметом всеобщего вожделения. Встречая взгляды отягощенных многими пороками придворных кавалеров, она видела всегда одно и то же – более или менее скрытую похоть. Все они до боли в сердце напоминали ей Станислава в миг их первой встречи на берегу лесного озера.