Весенние игры в осенних садах - Юрий Винничук

– Пойми же, это был секс на прощанье. Что-то вроде рюмки «на коня». Ну не могли же мы делать это в баре.

– Ага, так вы специально приперлись сюда, чтобы перепихнуться?

– М-м-м…

– Боже, какая ты скотина! – Пальцы с сигаретой дрожали, она сама себе налила в стакан, выпила на одном дыхании и спросила:

– Но почему именно здесь?

Что-то ее беспокоило, что-то в укромном этом местечке было такое, что ее тревожило и отпугивало, она, очевидно, подозревала, что здесь кроется нечто более глубокое, таинственное и потустороннее, не потому ли вопреки своей обиде она инстинктивно прижималась ко мне, как перепуганный птенчик. В эти мгновения я почувствовал, как люблю ее, и всей душой желал защитить ее от всех чудищ, кикимор, леших и водяных. Где-то раздался всплеск воды, я оглянулся – по воде шли круги, словно от брошенного камня, а возможно, это вскинулась рыба, а я подумал – весло.

– Мы здесь как в шатре, никто не подсмотрит… – объяснял я. – Здесь такие красивые ивы.

– Значит, это местечко было тебе известно и раньше? С кем ты здесь еще трахался?

– О-о, это было так давно.

– Значит, я угадала? И многих ты здесь уже отымел?

– Это было больше десяти лет назад.

– Ты чего-то недоговариваешь. Чувствую, что тебя с этим островком что-то глубже связывает. Ты так осматривался, как осматриваются в собственном доме, где кто-то в твое отсутствие переставил мебель. Тебе чего-то не доставало. Я заметила это. А что было десять лет назад?

– Ничего особенного. Мы устраивали здесь пикники, и они заканчивались перепихончиками.

– И всех ты трахал на этом самом месте? – ткнула пальцем в траву.

– Можно и так сказать. Другого столь укромного местечка здесь и не найти.

– И все же я подозреваю, что здесь происходило еще что-то. Нечто такое, о чем ты предпочитаешь молчать.

Ну, разве я не говорил, что у Веры был интеллект? Интеллект – это страшная вещь. Особенно если им обладает женщина. Это все равно, что скальпель в руках хирурга. Разница лишь в том, что хирург, раскромсав тебя, затем аккуратненько снова сошьет, а женщина-интеллектуалка, дотошно исследовав ваше нутро, оставит все в распотрошенном состоянии. И тогда я решил, ну если уж я Лиде рассказал о Марьяне, то Вера с ее интеллектом имеет не меньше оснований услышать эту историю, мне даже интересно узнать ее мнение.

– Хорошо, я расскажу тебе, что связано с этим местом. Когда-то, как я уже говорил, лет десять тому назад, одна юная и необычайно красивая девушка предложила мне в ее обществе покончить жизнь самоубийством.

– Она была наркоманкой?

– Нет. Она даже вино пила такими дозами, что не пьянела. Она находила такие слова для своих аргументов, что я не знал, чем ей возразить. Главная интрига заключалась в условии: она отдастся мне только в день нашего ухода из жизни.

– Она была целка?

– Да. Хотя я всячески пытался соблазнить ее.

– И она стремилась к самоубийству на полном серьезе?

– Помнишь, я давал тебе читать драмы Тикамацу. Там есть одна пьеса о самоубийстве влюбленных…

– …на острове небесных Сетей? Она тоже читала эту драму?

Вера снова закурила, сделала глубокую затяжку и стала нервно теребить сигарету пальцами.

– Да. Тикамацу и подсказал ей идею. Собственно, подлинную причину ее навязчивой идеи уйти из жизни я так и не уяснил. Она говорила, что утратила интерес к жизни. В ее возрасте такое случается нередко, школьницы ежегодно десятками вешаются, выбрасываются из окон многоэтажек и горстями заглатывают таблетки. Но все это происходит стихийно, в состоянии нервного аффекта. А чтобы вот так целенаправленно подыскивать партнера и подговаривать его, предлагая уже готовый план… Это не укладывалось в мою голову.

– А возможно, она была больной… неизлечимо больной… Понимаешь?

– Невозможно. Ты бы видела это юное цветущее создание! Впрочем, болезни не интересуются теми, кто намерен умереть.

– Ас психикой у нее все было в порядке?

– И здесь я не заметил чего-то особенного… Разве что иногда говорила загадками или удивляла своей проницательностью…

– И чем же эта история закончилась?

– Она смогла убедить, что смерть – лучший для меня выход, ведь ничего более величественного, чем собственная смерть, я уже не создам, и что в назначенный день для нас откроется окно и мы не должны упустить этот шанс. И тогда мы пришли на этот остров, и она здесь отдалась мне впервые. После чего достала из сумочки ядовитый порошок, насыпала его в бокалы с вином и мы выпили.

– Правда? И что же было дальше?

Вера выбросила недокуренную сигарету в траву.

– Мы… умерли. Оттого-то и теперь, после смерти, меня все еще неумолимо влечет сюда…

– Ты с ума сошел! – возмутилась она. – К чему эти глупые шутки?! Что было потом? Вы выпили яд?

– Выпили. Однако яд меня не взял, я всего лишь потерял сознание. А когда очнулся, увидел, что она уже холодная.

– О господи! – она прижала ладони к щекам, словно пытаясь сбить с них полыхающее пламя. – И что… что ты сделал?

– Закопал ее. Здесь. Под вербой.

– Где именно? – истерически взвизгнула Вера.

– Здесь. Где мы сидим.

– Идиот! – она сорвалась с места. – Как ты можешь? Все! Я больше не хочу слушать эту бредятину! Или ты скажешь правду, или я ушла!

– Ну, хорошо, успокойся, я пошутил, – я поймал ее за руку и потянул к себе. – Просто я сто раз именно так представлял себе эту сцену.

– Так скажи же наконец, что произошло дальше? – Она снова присела рядом, однако раздраженно отталкивала мои руки. В ожидании ответа налила себе шампанского и выпила.

– Я обманул ее. Она отдалась мне, я же отказался умирать с ней.

– Ты так поступил?! – Вера очевидно была возмущена до глубины души, и когда я наполнил ее опустевший бокал, выпила без колебаний. Затем чиркнула спичкой и стала смотреть, как она горит, а когда пламя подобралось к ее пальцам, выбросила ее в траву и зажгла вторую.

– Я знаю, это подло, я поныне корю себя за все…

– И это происходило здесь? – Голос ее дрожал, она по-прежнему не смотрела на меня, а жгла спички и одну за другой бросала их обуглившиеся останки в траву.

– Да.

– А потом ты встал, подтянул штаны и сказал «па-па»?

– Ну, что-то в этом стиле.

– В таком случае ты негодяй, – сказала она ледяным голосом. Спички она наконец оставила в покое и, уронив голову на согнутые колени, повторила: – Ты не-го-дяй.

– Я знаю, – сказал я понуро и снова попытался ее обнять.

– Ты законченный негодяй. И забери свои гребаные руки. Налей мне. Какой ужас!