Ведущая на свет - Вера Волховец

Договорить про "поручительницу" я, как это водится у жизни, не успеваю. Слова кончаются на самой компрометирующей части фразы.

О, а вот и радужные круги под глазами — симптом подкатывающей острой части отравления, приве-е-ет…

И как же жарко…

Самое главное, что я не успеваю — сказать Генри, чтоб он немедленно уходил.

А вот он все успевает. По крайней мере, поймать меня до того, как я долетаю до плитки на балконном полу — точно.

Я просыпаюсь в темноте. На мягком. Как я понимаю минутой позже — на постели. На теле — какой-то трикотаж, не форменная блузка. Майка? Подозрительно знакомая на ощупь майка.

Только шевельнувшись, я понимаю — на талии тяжелой рельсой лежит чья-то рука. А спина прижимается к чему-то горячему, почти раскаленному.

Что за глюки у меня после отравления.

— Выспалась, птичка? — меньше всего я ожидаю услышать этот шепот сейчас. Распутный, бесстыжий шепот, интимный настолько, что я сразу же понимаю — брюки вообще-то с меня тоже сняли. И сплю я тут в этой чертовой майке и все. Твою же…

— Генри!

— Не кричи, — пальцы демона пробегаются по моему плечу, — все живы. Я тебя не домогаюсь, хотя, если ты хочешь — я, конечно же, прямо сейчас исправлюсь. Уже почти вечер. Ты хорошо отдохнула, самое время тебя как следует утомить, как думаешь?

— Думаю, что ты неисправим, — тихонько выдыхаю я и упрямо выскребаюсь из-под его руки. Это на самом деле та еще задачка, ибо Генри хоть и не особенно настаивает на том удержании, но легко мне победить давать явно не намерен.

— Дверь слева, — фыркает Генри, когда я наощупь в темноте добираюсь до стены, — выключатель там же.

— Ага, спасибо, — свет слепит меня, даже демон из-за него раздраженно морщится.

Я в комнате. Это обычная такая комната, одного среднестатистического дома, вопиюще тихого и безмолвного.

Я вижу свою одежду, сложенную в стопочку на кровати, а еще я вижу, что майка сползла как-то не очень прилично. Пальцы натягивают её подол пониже и поправляют лямку на плече.

Генри наблюдает за мной с ухмылкой. В отличие от меня, на нем — только джинсы, и он одеваться совершенно не торопится.

И мышечный рельеф профессионального спортсмена (или профессионального хищника, тоже вариант) никуда не делся. И сейчас абсолютно ничем не скрыт.

Ну и мне его торопить не к лицу, его майка, блин, на мне. Еще попросит вернуть, и что мне делать? Блузка-то в лохмотья…

Так, не думать о том, кто меня раздевал. Не думать!

— Что случилось? — уточняю я, встряхивая распущенную на полосочки блузку и раздумывая над эпитафией для неё.

— Ты вырубилась, птаха, — Генри пожимает плечами, — а еще я почуял белокрылых, пришлось уходить в срочном порядке. Все-таки скверна и отравление для тебя слишком серьезное сочетание. Пока скверна не выветрилась, ты почти не подавала признаков самоисцеления. Я уже волноваться начал. Думал, может, как-то подкинуть тебя белокрылым, но эти тормоза же легко проморгают, а оставлять тебя без присмотра я не хотел.

Ну, фух. Он почуял серафимов сам, он сам от них ушел. Нет, я не сомневалась в его чутье, но все-таки — я просто боялась за него.

— А Дэймон? — обеспокоенно уточняю я. — Что с ним?

Генри склоняет голову и одна прядь его волос скользит по плечу вниз. Будто привлекая мое внимание к тому, на что я стараюсь не пялиться.

Но хорош же. Смертельно хорош.

— Это так важно? — с любопытством уточняет тем временем демон. — Он ведь тебя отравил.

— Ты меня тоже травил, — возражаю я, — я как-то пережила это. А он… Он хотел…

— Тебя от меня спасти, да, я помню, — Генри кивает, — не волнуйся, жив твой Дэймон.

— Он не мой, — ворчливо откликаюсь я.

— Приятно слышать честность в этих словах, — Генри чуть улыбается, — он цел. Пришел за мной. Ну, как пришел. Приполз. Я не особенно оставлял ему выбор, мне нужны были объяснения.

— А где мы? — я оглядываюсь, осматривая обстановку. Она слегка мещанская, и от нее отдает какой-то легкой нафталиновостью.

— Саммерс-роуд, девятнадцать, — буднично откликается Генри, — самая ближняя и самая пустая из незанятых квартир уже усопших, что я нашел рядом с центром. На достаточном отдалении, чтобы серафимы до неё дошли с досмотрами.

— Квартира усопшего? — я поднимаю бровь.

— Ну да, считается ничьей, — Генри пожимает плечами, — в таких часто перебиваются демоны, это как нейтральные воды. Хозяин жилплощади уже умер, его наследнички по закону еще в права не вступили, и в кредитные сводки это никак не попадает, как пользование чужим имуществом.

Занятно. Прям, кажется, Генри может написать хороший такой учебник по выживанию для демонов.

— Ты можешь отвернуться?

Мне нужно надеть брюки. Майка — она и в Америке майка, платье из неё получается только очень "мини".

— Могу, но потом взыщу с тебя за это, — ухмыляется Генри и садится на кровати, отворачиваясь. Подставляя моим глазам спину.

Не-е-ет, так совсем не лучше!

Пальцы, скучающие без карандашей, начинают ныть сильнее.

Брюки я натягиваю торопливо, лишний раз убедившись, что в той стороне, куда смотрит Генри, нет никаких зеркал. А то знаю я эти фортели. Вроде отвернулся, а все равно шельмит и пялится… С него станется.

Нет, шкаф с зеркалом — за моей спиной, в той стороне, куда смотрит Генри, лишь окно с закрытыми жалюзи.

— Я все равно видел даже больше, чем сейчас, — насмешливо замечает Генри, пока я затягиваю на бедрах ремень.

— Ну, это я как-нибудь переживу, — я вздыхаю, — не могу же я тебе память стереть.

— К счастью, не можешь, да, — от его смешков можно уже сгореть.

— Прям уж к счастью, — ворчу я и отворачиваюсь к зеркалу.

Я не успеваю заметить, когда он оказывается за моей спиной. Когда на мое плечо вновь опускаются раскаленные пальцы и ползут вниз по коже, и ужасно странно, что за ними не остается полосы ожога.

— Тебе лучше со мной не спорить на этот счет, птичка, — шепчет мне Генри и прижимает меня к себе, — кстати, время для твоего взыскания пришло, я думаю.

— Какого еще взыска…

Я давлюсь этим словом на половине, когда Генри впивается в мою шею губами. Крепче стискивая меня в руках. Он так меня перехватывает, что у меня нет выбора — я вижу в зеркале себя. В его майке, у которой снова сползает лямка. Будто пойманную в силки этими бессовестными руками. И его, такого невыносимо яркого, что пальцы снова ноют от желания забраться в густую рыжую гриву.

Голова начинает кружиться сильнее… Наверное, яд еще не отпустил…