Малышка для зверя - Дана Стар

Но сначала я её трахну.

Так, как всегда мечтал в своих идиотских фантазиях.

О да-а-а, Настенька!

Лучше бы ты не гуляла одна. Никогда.

Я закрою твой маленький ротик поцелуем, залью спермой и буду наблюдать, как ты задыхаешься от моего нектара, медленно умирая, потому что ты грязная шлюха. Достойная такой же грязной смерти. А со шлюхами именно так и поступают. Пердолят во все щели как свою собственность, а после из-за ненадобности убивают.

Не моя. Не моя, блять! От этого я ещё больше злюсь, превращаясь в бешеного волка!

Она присела на один из шезлонгов, вытянув вперёд стройные ножки, рассматривая ранки на пятках от новой обуви, в то время как я, голодный хищник, затаился в кустах, наслаждаясь этим сладким моментом, решая, что лучше: сначала утопить, чтобы не кричала, затем трахнуть, или же наоборот.

Тут никто не услышит. Слишком далеко от дома. К тому же, кусты отлично скрывают территорию от посторонних взглядов. А о видеокамерах я успею позаботиться.

Я досчитал до трёх, лихо выскочил из укрытия. Резко схватив Настю за волосы, потянул её на себя с такой силой, что она чуть было нос о мою твёрдую грудь не разбила. В её тёмно-синих глазах застыл ужас, когда девушка поняла, кто настолько больно, с нечеловеческой грубостью, чуть было не снял с её головы скальп. Прежде чем Малышка успела опомниться, второй рукой я схватил её шею, уверенно сжал до сиплого стона, чтобы она не могла закричать, пока я буду грубо иметь её маленький ротик сначала языком, затем членом, а потом займусь всеми остальными дырочками.

Она не сопротивлялась, не кричала, а просто смотрела на меня такими несчастными глазами, как овечка смотрит на своего палача перед забоем.

Дьявол!

По нежным щекам потекли слёзы. Но они уже были в её глазах. Ещё до того момента, как я её за волосы схватил. Настя плакала. Пока гуляла в саду. Плакала беззвучно, втайне от всех. У неё даже сосуды в глазах полопались от перенапряжения.

«Наверно, это всего лишь сраные слёзы радости» – именно так я пытался себя успокоить, хотя на самом деле в глубине души чувствовал нечто неладное.

Пусть это будет именно так.

Ибо так… мне будет легче её убить.

Он подкрался совершенно незаметно. Как хищник. Одной рукой властно схватив за волосы, другой за горло, так резко, что я даже и пикнуть не успела. Хотя если честно, мне было уже плевать. Пусть убивает. Я больше не вынесу. Не вынесу тех пыток, которые мне предстоит вытерпеть через определённое время, когда я целиком и полностью буду принадлежать тому монстру, от которого меня буквально наизнанку выворачивает.

Ненавижу!

Каждой клеточкой своей несчастной души я ненавижу и презираю Константина Зверева! Он использовал меня, словно излюбленную марионетку, дёргал за ниточки, приказывая делать то, что он хочет, в то время как его идиотское семейство ждёт удачного момента, чтобы подсыпать мне в кофе мышьяк, так как, видите ли, я не подхожу на должность супруги главного мафиози страны. А Константин словно помешался, словно чокнулся, не видя больше никого, кроме меня. Как будто я одна на всём земном шаре, а все остальные женщины – пустые роботы.

Неужели и правда он не может найти другую жертву?

Даже мнение родной матери отказывается принимать. Словно заболел. Словно свихнулся! Мерзавец чёрствый!

Он не видит, что мне противны его поцелуи, его прикосновения, его лести, от которых хочется пополам согнуться и блевать!

Я обречена и загнана в капкан. Из которого, увы, только одна дорога. На кладбище.

– Чего ты хочешь? – наконец я первая смогла открыть рот, нарушив тяжёлое молчание.

Алексей криво усмехнулся, брезгливо отдёрнув руку с передавленного горла, убедившись, что я не буду кричать:

– Разве не знаешь? – от него тянуло перегаром.

Идиот! Придурок! Напился так, что язык заплетается, да и сам еле-еле на ногах стоит.

Вот сейчас внутренний голос подсказывал, что мне следует быть предельно осторожной. Парень в полном неадеквате. Выпивка знает своё дело.

– Уехать, сбежать… Знаю! Вот только не могу я это сделать, хоть убей. Так что больше не спрашивай. Всё равно не скажу почему.

Он всё ещё продолжал властно сжимать мои локоны, на каждом слове по пряди наматывая на кулак до треска в корнях.

– Почти, Малышка… – склонился к лицу настолько близко, что я почувствовала жар его дыхания. – В этот раз я просто… убью тебя. – Прорычал точно в губы и дерзко облизал каждую. Но я успела отстраниться прежде, чем его язык, проник в моё горло. А у меня снова в глазах жутко потемнело от последней фразы. То в жар, то в холод бросило, труханув так отрадно, как при вирусной лихорадке, – Но знаешь что, не так быстро. Сначала ты за всё ответишь! Покаешься, прощение попросишь за измену свою шлюшечью.

– Прекрати! – раненой птицей забилась в его клешнях, пытаясь разомкнуть твёрдую ладонь на спутанных волосах, – Мне надоело, что ты меня постоянно оскорбляешь!

– А мне надоело тебя видеть рядом с моим отцом и думать о том, какой ты дрянью подлой на самом деле оказалась, мамочка.

– Что?

– Мне ведь тебя теперь мамочкой называть? Или рано ещё пока… Ты ведь без штампа в паспорте просто шлюха. Такая же грязная курва, каких у него целый вагон до тебя был. Но не знаю, чем именно ты его соблазнила. Наверно, глазами своими ведьминскими. А раз ты шлюха, то и я тобой воспользуюсь. Думаю, батя не будет против. А он и не узнает. К тому времени ты уже мертва будешь. Хотя бы один раз! Хотя бы один раз я сделаю тебе так же больно, как и ты мне…

– Совсем рехнулся? Уйди с дороги и дай мне уйти! Клянусь, никто не узнает о твоих намерениях! – в грудь подлеца толкнула, а у самой дух захватило от угроз его сумасшедших.

Не верю! Чёрт его дери. Не верю, что Алексей действительно способен на убийство.

– Не уйду, – рычит и снова больно за горло хватает. Встряхивает. Настолько сильно, что небо и земля местами меняются. – Лучше убью! Придушу! Утоплю… лишь бы не смотреть на то, как ты теперь другому принадлежишь. Как трёшься возле отца моего, улыбаешься. Ему! Ему, а не мне, блять!

– Ты что, спятил? Отпусти, придурок, кретин, психопат! Мне больно! – ещё сильнее сдавил, так, что я задыхаться начала. – Пожалуйста, Лёша. Ты меня пугаешь… – Молю из последних сил.

– Откажись от него. Или умри. Ты или моя… или ничья.

– Я… н-не могу… – навзрыд рыдаю, кусая язык до крови, чтобы не согрешить, признавшись в этом клятом договоре с распиской о неразглашении.

Прежде чем распрощаться с жизнью, я слышу холодное и колкое:

– Ну и дура.

После чего ощущаю мощный толчок в грудь и словно в бесконечную бездну срываюсь, захлёбываясь в собственных криках. Последнее, что вижу – звериные, наполненные непростительной ненавистью глаза, в которых, помимо гнева, ещё и слёзы крупными каплями застыли.