Я научу тебя летать - Ева Ночь

Какой «ничего не будет»! Я только об этом и думаю, как слетевшая с тормозов резьба. Именно ещё и поэтому весна: Драконов щедро дарил чувственные радости. Неиссякаемая батарейка. Заводился с одного щелчка или взгляда. Нежный, сексуальный, умелый. Я ныряла в него как в прорубь – с головой.

Чтобы заняться любовью, его несложно было выдернуть из любого состояния. Стоило только намекнуть. Или подумать. Он бросал всё и увлечённо священнодействовал.

Я на работу ходила как сомнамбула. Дело даже не в том, что мне хотелось спать. Я окружающее воспринимала, словно через толстую мембрану. Не нервничала, не суетилась. Внешний мир никак на меня не влиял. Я могла только улыбаться и жмурить счастливые глаза. Обожравшаяся кошка. Сытая во всех отношениях. И на мне можно было выспаться, сорвать зло, потоптаться – отлетало в разные стороны.

– Вот что значит качественный секс и удовлетворённая женщина! – на всю улицу заявила Нинка, когда я поделилась с ней своим состоянием. – Я только за это готова твоего Драконова расцеловать! При Витюше ты нервная была и задёрганная. И вечно всем недовольная, как старая дева с климаксом.

– Что ты несёшь, Нин? Ну, явно преувеличиваешь, – не хочу и не могу согласиться с такой лестной характеристикой.

– Если и приврала, то совсем немного! – возражает она с пылом. – И не спорь! Мне со стороны виднее! И вообще – приходите к нам. Познакомим Драконова с Помпоном. Мужики пива выпьют, а мы наговоримся наконец-то. Мне надоело каждый раз тебя ловить, словно ты птица счастья.

Вот в этом месте мне не хотелось больше возражать. Я птица счастья – крылатая, довольная, радостная. Не имею понятия, что в птице особенного. Перья горят жаром или клюв золотой. Я только чувствую: внутри переливается радуга и хочется её расплескать щедро во все стороны, чтобы мир стал ярче, и люди добрее, улыбчивее.

– Варь, мы проспали! – скачет на одной ноге Илюха, пытаясь натянуть джинсы. – Вставай давай! Бабася нам голову снесёт!

И это суббота. Первый день каникул, между прочим. Натягиваю одеяло на голову и визжу, когда этот сумасшедший сдирает его с меня и, навалившись горячим телом, щекочет бесстыдно по рёбрам.

– Уйди! – хохочу. – Сдаюсь! Бабушка так бабушка!

– Поздно, Драконова. Ты попалась, – хрипит он низко и целует меня как сумасшедший.

Не знаю, что меня приводит в чувство: может, то, что он меня своей фамилией назвал. А может, вот эта поза: я снизу, а он сверху всем весом. Догадка пронзает неожиданно. Я отрываю его голову от себя и тычу пальцем в грудь.

– Ты! Это был ты!

– Что я? – теряется Илюха.

– Это ты тогда свалил меня в коридоре «Алых парусов»! Как я раньше не догадалась! Это ты меня там целовал, бабник ты бесстыдный! Ну, конечно! Ты и Тинку там потерял. Ты же говорил! Вот я дурочка! И варежки мои! Я же, наверное, там их посеяла, а не в такси, как думала.

– Варь, Варь, Варь, – Драконов наваливается ещё сильнее и обездвиживает мои руки. Я всё равно пытаюсь сопротивляться, хоть это и бесполезно.

Побрыкавшись ещё немного, сдуваю влажную прядь с глаз и начинаю смеяться.

– Ну, гад же, гад! Ещё и выпытал всё. Ржал небось как конь!

– Какой ржал, – вздыхает он и отпускает мои руки. Перекатывается и ложится рядом. – Я, знаешь ли, обижен был и оскорблён. Ты тут распиналась в любви к какому-то козлу, что тебя на полу прижал. Незнакомому, между прочим.

– Ревновал, – поправляю и улыбаюсь.

– И это тоже, но обиды было больше. Ты меня не узнала. Не вспомнила. Я прошёл мимо твоего сознания.

– Какой же ты дурак, Драконов, – вздыхаю и кладу голову ему на плечо. – У тебя голос тогда другой был. И очки мои закончили жизнь на кафельном полу. А без очков и линз я, считай, ёжик в тумане. Что я могла в той темени коридорной разглядеть или запомнить? У тебя даже парфюм другой.

– Да? – морщит он лоб. – Вот чёрт. Мой закончился как раз. А был тот, что Тинка подарила. Я как-то им и не пользуюсь почти.

– Ещё одно слово про Тинку – и оштрафую.

– Ревнуешь? – оживляется Илья. – И зря. Она теперь дама замужняя, а я счастлив безмерно.

– Между прочим, она отцу звонила. Тоже сказала, что счастлива в браке. И пусть он перья не поднимает.

Илья смотрит на меня с интересом.

– А это-то ты откуда знаешь?

– У меня есть свои тайные агенты! – произношу гордо.

– Ванька-трепло. Шпион засланный. Сдаёт все сведения с потрохами.

– Он меня любит, а ты ничего не понимаешь.

– Да уж куда мне. Ага. Сейчас приеду – и надеру этому влюблённому в тебя уши.

– Это непедагогично, – пытаюсь я защитить своего ученика.

– А влюбляться в мою девушку – это педагогично? Что он вообще думает? Ему двенадцать лет всего.

– Какой же ты дурак, Драконов, – вздыхаю. – Это детство у него заканчивается. Подросток стучится. Ты небось тоже в своих учительниц влюблялся.

– Ничего не знаю и не помню, – бурчит Илья и коварно целует меня в плечо. Рука его лезет к моей груди.

– Мы к бабушке Асе опаздываем, – напоминаю, но вяло. Мне уже хочется, чтобы он и потрогал меня, и поцеловал.

– Подождёт твоя бабася, не умрёт. А я вот умру, веришь? Хочу тебя до не могу.

И становится всё не важным. Да. Бабушка подождёт. Выходной же. Имели же мы право поспать подольше? И плевать, что день уже перескочил за полдень…

Илья

– Явились не запылились, – приветствует нас бабуля в дверях. У неё разве что тюбетейки на голове не хватает. А так – руки в боки, взгляд как у орла. Она замечает всё: и поцарапанные моей щетиной нежные щёки Варежки, и её зацелованные губы. И мой шальной сытый взгляд.

– Надеюсь, в этот раз будет девочка, – изрекает она, и Варя краснеет уже от её явного намёка.

Девочка так девочка. Плевать. Я готов сделать хоть целую футбольную команду и нести за неё ответственность.

– Варвара Андреевна! – вылетает в коридор рыжий вихрь. В голосе его удивление, восторг, радость. – Вы что, вместе? – скучнеет он мгновенно, как только наводит резкость на меня. Пора внести ясность. Чтоб лишних вопросов не оставалось и надежд тоже.

– Да, братан. Тебе не повезло. Варя… Андреевна – моя. И нужно с этим смириться.

– Вот ещё, – сверкает он глазищами упрямо. – Варвара Андреевна и моя. Учительница, – ах, ты ж говнюк мелкий! С паузами он тут играется! – И это ты смирись: твоей безраздельно она никогда не будет, понял?

– Да понял, куда уж мне не понять, – мне удаётся сказать эти слова почти миролюбиво. Сейчас не время для конфронтации. Семья всё же. И Ванька – мой брат. И, слава богам или кому там ещё, что он мелкий и ему ничего не светит. Практически не конкурент. Не то, что Серёженька. Хотя и его удалось странным образом устранить. Всё так удачно сложилось. В мою пользу.