Матерь Тьмы - Фриц Лейбер

Но как же найти ответ на все поставленные вопросы? Серьезные экстрасенсорные или оккультные исследования требуют тщательной подготовки, проводятся с помощью тонких, тщательно откалиброванных инструментов, и занимаются ими обладающие повышенной чувствительностью, специально обученные люди, для подготовки которых используется многолетний накопленный опыт, – медиумы, экстрасенсы, телепаты, ясновидящие и тому подобные; те, кого выявляли с помощью карт Зенера и всякой другой всячины. Да разве можно было даже надеяться провернуть такую работу в одиночку всего за вечер? О чем он думал, когда ушел с концерта Кэл, попросив передать ей не очень внятную фразу?

И все же почему-то у него было ощущение, что никакие эксперты по психическим исследованиям с их огромным опытом сейчас нисколько бы не помогли. Равно как и эксперты по естественным наукам с их невероятно совершенными электронными и радиоэлектронными детекторами, фотографией и тому подобным. Что происходящее с ним нисколько не укладывается в сферу не только классического оккультизма, но и всех родственных областей, процветающих в наши дни (колдовства, астрологии, биоэлектронной обратной связи, биолокации, психокинеза, аурологии, иглоукалывания, исследовательских озарений, достигнутых с помощью ЛСД, петли в потоке времени, астрологии), ведь многие из этих дисциплин, безусловно, чистая лженаука, и лишь некоторые, возможно, настоящая наука.

Он представил, как возвращается на концерт, и эта картина ему не понравилась. До него будто наяву доносилась очень тихая, но отчетливо слышная, быстрая, сверкающая музыка клавесина, продолжавшая манить и властно подталкивать.

Фернандо откашлялся, прочищая горло. Франц понял, что зевнул мат в три хода и проиграл вторую партию так же быстро и бездарно, как и первую. Он автоматически повернул доску и начал вновь расставлять фигуры.

Партнер остановил его, протянув руку ладонью вниз, с растопыренными пальцами. Франц поднял голову.

Фернандо, пристально смотревший на него, нахмурился и погрозил Францу пальцем, показывая, что беспокоится о нем. Затем перуанец указал на шахматную доску и прикоснулся к собственному виску, после чего решительно покачал головой, нахмурился и снова указал на Франца.

Франц понял смысл этой пантомимы: «Вы думаете о чем угодно, только не о шахматах».

Потом Фернандо встал, отодвинув стул в сторону, и разыграл целый сценический этюд, изобразив человека, который ужасно боится чего-то непонятного. Скорчив испуганную рожу и выпучив глаза, он, слегка пригнувшись, оглядывался по сторонам почти так же, как это делал Франц, но гротескно – то и дело оборачивался, внезапно оглядывался назад и крутил головой из стороны в сторону.

Франц кивнул: понял.

Фернандо прошелся по комнате, бросая быстрые взгляды то на входную дверь, то на окно. Потом, глядя в другую сторону, громко постучал по радиатору сжатым кулаком, содрогнулся всем телом и отступил.

Это должно было изобразить человека, который очень сильно чего-то боится и вздрагивает от внезапного шума. Франц еще раз кивнул.

То же самое Фернандо проделал у двери ванной и подошел к следующей стене. Постучав по ней, он уставился на Франца и произнес: «Hay hechiceria. Hechiceria ocultado en murallas».

«Эти слова, – вспомнил Франц, – я слышал совсем недавно. Как же их перевела Кэл? “Колдовство прячется в стенах”». Франц вспомнил свои собственные размышления о потайных дверях, желобах и проходах. Однако неясно, говорит Фернандо о колдовстве в буквальном или фигуральном смысле. Франц кивнул, но поджал губы и вскинул брови, пытаясь изобразить вопросительный взгляд.

А Фернандо между тем, кажется, впервые заметил нарисованные мелом звезды. Белые на белесых деревянных панелях, они отнюдь не бросались в глаза. Его брови поползли вверх, он понимающе улыбнулся Францу и одобрительно кивнул. Потом указал на звезды и вытянул руки ладонями вверх и в стороны от себя, к окну и дверям, как будто не подпуская что-то к себе, удерживая на расстоянии, и, продолжая при этом одобрительно кивать, сказал:

– Bueno.

Франц кивнул, удивляясь при этом собственному страху, заставившему его ухватиться за такую иррациональную защитную меру, которую пропитанный суевериями (а так ли это?) Фернандо мгновенно понял, ведь звезды предназначены для защиты от ведьм. (А ведь среди граффити на Корона-Хайтс имелись пятиконечные звезды, для того чтобы мертвые кости пребывали в покое и прах вел себя мирно, как и положено праху. Там их нарисовал Байерс.)

Франц встал, подошел к столу и, откупорив бутылку, предложил Фернандо выпить еще, но тот несколько раз коротко махнул рукой ладонью вниз из стороны в сторону, подошел к тому месту, где только что сидел Франц, постучал по стене над диваном и, повернувшись к собеседнику, повторил: «Hechiceria ocultado en muralla!»

Франц вопросительно посмотрел на него, но перуанец лишь склонил голову и приложил три пальца ко лбу, символизируя мысль (и, возможно, сам задумался о происходящем).

Почти сразу же Фернандо поднял глаза с таким видом, будто его осенило; взял мел с грифельной доски, лежавшей рядом с шахматной, и нарисовал на стене пятиконечную звезду – гораздо четче, больше, заметнее и вообще лучше, чем те, что начертил Франц.

– Bueno, – снова сказал Фернандо и еще раз кивнул. Затем он указал на плинтус, уходящий под кровать, повторил свое «Hay hechiceria en muralla», быстро подошел к двери в коридор, изобразил пальцами, как уходит и возвращается, а затем заботливо посмотрел на Франца, подняв брови, как бы спрашивая «С тобой за это время не случится чего-нибудь дурного?».

Несколько ошеломленный пантомимой Франц внезапно почувствовал сильную усталость, кивнул с улыбкой и, подумав о нарисованной Фернандо звезде и о том ощущении товарищества, которое дал ему этот поступок, сказал:

– Gracias.

Фернандо тоже кивнул, улыбаясь в ответ, повернул торчавший в замке ключ и вышел, закрыв за собой дверь. Чуть позже Франц услышал, как на этаже остановился лифт. Двери лифта открылись и закрылись, и он, жужжа, пополз вниз – как будто направлялся в подвал вселенной.

ФРАНЦ «ПЛЫЛ», как боксер после нокдауна. Он продолжал настороженно прислушиваться и осматриваться, улавливая чуть слышные звуки, высматривая мельчайшие знаки, но делал это через силу, превозмогая себя и преодолевая желание упасть. Несмотря на все дневные потрясения и сюрпризы, вечерний сон разума (раба телесной химии) брал верх. Фернандо куда-то ушел, и, похоже, с какой-то целью. Но зачем, что он хочет принести? Он, если Франц правильно понял его пантомиму, рано или поздно вернется, но как скоро и, опять же, зачем? Честно говоря, Францу было все равно. И он принялся бездумно наводить порядок вокруг себя.

Вскоре он с усталым вздохом сел на край кровати и уставился на невероятно захламленный журнальный столик, размышляя, с чего начать. Внизу смиренно лежала его нынешняя рукопись, на которую он почти не смотрел (больше того, о которой даже не вспоминал с позавчерашнего дня). «Странное подполье». До чего иронично все складывается… На рукописи лежал разбитый бинокль, стояли телефон с длинным шнуром, большая, почерневшая от смолы, переполненная пепельница (но он не курил с тех пор, как пришел домой, и ему до сих пор не хотелось), шахматная доска с наполовину расставленными фигурами; рядом лежала плоская доска с мелом, призмы, несколько побитых в ходе игры шахматных фигур, и, наконец, стояли крошечные стаканчики и квадратная бутылка киршвассера, все еще открытая, как он поставил ее, намереваясь во второй раз угостить Фернандо.