Эхо великой песни - Дэвид Геммел

— Твоя сила — это дар Истока, — сказал он Софарите.

Осознав, что все еще держит ее за руку, отпустил — и тут же пожалел об этом. Давно уже он не позволял себе подобной близости с другим человеком.

— Как вам одиноко, — тихо сказала она.

— Добавляй «господин», обращаясь ко мне, — мягко напомнил он. — Особенно на людях. Если будешь держаться неуважительно, у тебя могут быть неприятности.

— Вы сказали, что поможете мне избавиться от этой напасти.

— Сначала мы должны изучить твою силу. И обратить ее себе на пользу. Эти пришельцы представляют угрозу для всех нас, и твой дар может нам очень пригодиться.

— И вы поможете мне, если я помогу вам?

— Я сделаю все, что в моих силах, — вполне искренне, к собственному удивлению, ответил Ро.

Два дня Талабан обучал свою команду. Он гонял «Змея» на полной скорости по бурному морю, внезапно менял курс, имитируя боевые условия, резко клал корабль на один борт и тут же перекладывал на другой. Он проделывал все это из рубки, а команда внизу занималась своими делами. Вдоль обоих бортов в потайных кожухах помещались энергетические отражатели, препятствующие противнику вторгнуться на корабль, и подъемные щиты для прикрытия лучников.

Утром третьего дня Талабан привел Метраса к запертой двери в носовой части «Змея». В ней тоже имелся золотой треугольник с набором знаков под ним. Талабан объяснил Метрасу их смысл, и оба вошли внутрь.

Капитан включил свет, и Метрас увидел металлический ствол толщиной в бедро человека, прикрепленный к корабельным бимсам. У его основания стоял большой сундук. Талабан открыл его стенку и показал своему помощнику ряды колесиков и дисков.

— В сундуке лежат белые кристаллы и три больших рубина, — пояснил капитан. — Если включить его, он создает заряд энергии, который высвобождается с помощью вот этого рычага.

Смотри внимательно! — Талабан повернул диск. В борту корабля открылись два отверстия, и ствол выдвинулся в одно из них. — На большом расстоянии наводить трудно, но не думаю, что мы будем драться на дальнем расстоянии. Второе окно служит для прицела. Это орудие напоминает гигантский зи-лук, и разряд у него в сто раз мощнее. Может продырявить городскую стену двадцати футов толщиной.

— Да, это огромная мощность, капитан. И энергии, должно быть, требует уйму.

— Да. После трех разрядов оружие нужно перезаряжать, но у нас нет такой возможности. Три выстрела, и оно заглохнет — может быть, навсегда. Поэтому упражняться в стрельбе мы не будем, и ошибаться нам тоже нельзя. Твой пост будет здесь, Метрас.

— Я не подведу вас, капитан, — тихо сказал помощник.

Талабан пристально посмотрел на него.

— Что-то не так?

— Нет, капитан, все в порядке.

— Я заметил, что ты и вся команда… как-то отдалились от меня. В чем дело? Вас тяготят новые обязанности? Или вы испытываете страх перед боем? Говори откровенно.

— Хорошо, капитан, я буду откровенен, но должен сказать, что сам не вижу никаких перемен. Мы — ваша вагарская команда, и дело нашей жизни — исполнять ваши приказания.

Чего же вам больше?

— Например, немного честности. Ну хорошо, оставим это.

Вернемся к орудию. Когда эти корабли только спустили на воду, на них назначали телепатов. Теперь у нас их больше не осталось, и само искусство утрачено. Один стоял рядом с капитаном, другой — внизу со стрелком, и капитан передавал через них приказ открыть огонь. Нам за неимением телепатов понадобится другой сигнал. Когда я включу над тобой вот этот светильник, следующий корабль, который ты увидишь в прицельное окошко, будет твоей мишенью.

— Есть, капитан.

Талабан, запустив руку в волосы, прислонился к орудийному стволу.

— Мы не знаем, сколько у пришельцев кораблей И какое у них оружие. Чтобы выстрелить, мне придется на несколько мгновений убрать защиту. Поэтому момент нашей силы будет также моментом нашей наибольшей слабости.

— Я уже сказал, капитан: можете на меня положиться.

Талабан кивнул и еще раз показал Метрасу все тонкости управления орудием. Убедившись, что помощник все хорошо усвоил, он велел ему убрать ствол и закрыть люк.

Они вышли из орудийной камеры, заперли дверь, и Талабан вернулся в свою каюту. Недавняя холодность Метраса и всей команды беспокоила его. Они служили вместе уже несколько лет, и он чувствовал, что между ними установились определенные отношения. Видимо, он заблуждался. Приказы они по-прежнему выполняли четко и не задавая вопросов, но улыбаться перестали и обрывали разговор, когда он подходил.

Выйдя на балкон, он глубоко втянул в легкие свежий, соленый южный ветер. Чайки кружили над головой, на горизонте собирались штормовые тучи.

— Есть хочешь? — спросил, появившись непонятно откуда, Пробный Камень.

— Как ты ухитряешься двигаться совершенно бесшумно? У меня хороший слух, но ты каждый раз застаешь меня врасплох.

— Большой секрет. Много труда, — ухмыльнулся Пробный Камень. — Ты думаешь, потому и не слышишь.

— Приходится. Да, поесть бы не мешало.

— На столе, В каюте Талабана ожидали кувшин с фруктовым соком, маленький хлебец, вяленое мясо и сыр. Рядом стоял хрустальный кубок. Талабан только головой покачал: анаджо вошел в каюту с подносом, уставленным посудой, и не издал при этом ни звука.

— Кот по сравнению с тобой топочет, как мамонт.

Пробный Камень, снова ухмыльнувшись, вышел на балкон, а Талабан сел за стол. Хлеб немного зачерствел, но подкопченное мясо было вкусным и сытным.

— Будет шторм, — сказал, вернувшись, Пробный Камень.

— — Ветер унесет его в другую сторону.

— Ветер переменится.

«Змей» мог выдержать любой шторм, но это означало лишний расход энергии.

— Ладно, найду какую-нибудь бухту, — кивнул Талабан.

Пробный Камень, облокотившись на стол, сунул в рот кусок мяса. Талабану нравилась эта дружеская фамильярность с его стороны.

— Что творится с нашими матросами? — спросил капитан.

— А что? Они больны?

— Да нет, здоровы. Ты разве не замечаешь? Они изменились. Относятся ко мне, как чужие.

— Не они изменились. Ты.

— В чем? Я все тот же.

— Не тот. Волосы на висках синие. — Анаджо забрал поднос и вышел.

Талабан, при всем своем изумлении, понял, что Пробный Камень прав. Много раз, выполняя поручения Раэля, он бывал на землях сопредельных племен. Там синие волосы сразу выдали бы его, поэтому он и не прибегал к окраске. Но его люди видели в этом доказательство того, что он не хочет отличаться от них. Прежде они видели в нем человека — теперь видят аватара, представителя правящих ими богов.