Вопрос времени - Джеймс Хедли Чейз

Шейла молчала. Через дверь до них доносилась чудесная музыка, исторгаемая миссис Морели-Джонсон из рояля.

Бромхед начал выказывать нетерпение.

– Жаль, конечно, но едва ли он значил для вас так много.

Она повернулась, голубые глаза мрачно горели. Бромхед сразу понял, что сказал лишнее.

– Много? Да кто вы такой, чтобы судить? Что вы возомнили о себе? Кто вы такой, как не мелкий воришка? – Его поразила горечь в голосе Шейлы. – А меня… он… он был моим мужем!

Поначалу Бромхед не поверил своим ушам.

– Что? Он был вашим мужем?

– Уходите. – Шейла пересекла спальню, села на кровать. Закрыла лицо руками.

– Он был вашим мужем? – вновь повторил Бромхед.

– Да… мы поженились до того, как приехали сюда.

Бромхед смахнул пот со лба.

– Почему вы не говорили мне об этом?

– С какой стати? Вы не спрашивали. Уходите!

Бромхед подумал об уничтоженном подложном завещании. Теперь ему хотелось задушить эту женщину, что сидела перед ним, закрыв лицо руками. В голове у него прокручивались варианты. Время еще есть. Паттерсон по-прежнему на крючке. Гарри – в городе. А завещание он напишет заново.

– Вы, похоже, не понимаете, что все деньги отойдут вам, если вы докажете, что Джерри – ваш муж. Теперь вы – ближайшая родственница!

Шейла посмотрела на него. И ему очень не понравилось выражение ее глаз.

– Мне они не нужны! Он мертв. Я думала, что смогу сделать из него человека… с помощью денег. Поэтому я и вышла за него… чтобы привязать к себе… Я смогла бы изменить его. Он притворялся, что деньги для него – пшик, но я знала, что это бравада. Он просто не понимал могущества денег. Я могла бы научить его. Теперь… он мертв… и деньги меня не интересуют.

Бромхед едва сдерживался.

– Да вы в своем уме? – В голосе его прорывалось раздражение. – Забудьте о нем! Вы всегда найдете себе другого парня… да что особенного в этом мерзавце? Если вам нужен любовник, который в два раза моложе вас, их хоть пруд пруди. – Он чувствовал, что говорить этого не стоит, но не мог остановиться. – Мы все равно можем довести операцию до логического конца. Я поговорю с Паттерсоном. Попробуем еще раз. Деньги пойдут ближайшему родственнику Джерри, то есть вам! Полтора миллиона долларов!

– Убирайтесь!

Злоба, ненависть Шейлы поразила Бромхеда. Он всматривался в нее, видел, что решение ее непоколебимо, но не мог упустить такие деньги! Не мог, и все тут!

– Шейла! Возьмите себя в руки! Послушайте меня…

– Убирайтесь!

Никакие доводы не действовали. Очень хотелось ему ударить Шейлу, но он сдержался.

– Ладно… еще несколько слов, и я уйду. – Напоследок он уколол ее побольнее: – Джерри рассказывал мне о вас. Плевать он на вас хотел и ценил только за прыткость в постели. Только на это вы и годитесь, говорил он. Вы действительно чокнутая и еще пожалеете о вашем сегодняшнем решении. Не сейчас, но когда состаритесь, а случится это довольно скоро. Денег у вас не будет, так что никто из молодых даже не посмотрит в вашу сторону.

– Убирайтесь!

Бромхед смирился с поражением. Вышел из спальни, открыл дверь в холл, к лифтам. Миссис Морели-Джонсон все играла.

Оставшись одна, Шейла сидела не шевелясь, зажав коленями сцепленные руки. Материнский комплекс? Чокнутая? Да, Бромхед прав. Она вышла за Джеральда, чтобы накрепко привязать его к себе. Чтобы, получив деньги, он не бросил ее ради какой-нибудь молодухи. Он-то отнесся к ее желанию оформить их отношения безо всякого энтузиазма.

– Зачем нам все это? – спрашивал он. – Разве мы не счастливы?

Но ей хотелось чего-то более прочного, чем любовные утехи. Она не сомневалась, что может наставить его на путь истинный, но лишь при условии, что он будет при ней. Он жил на ее деньги. Его все устраивало, поскольку он ни в чем не знал отказа. Этим она удерживала его при себе. Предложение Бромхеда пришлось очень кстати. Оно давало ей возможность постоянно находиться рядом с Джеральдом, вместо того чтобы ишачить в больнице, гадая, а чем занят ее ненаглядный. А потом усталой тащиться домой, заставлять себя улыбаться, всем видом показывая, что ей хочется развлекаться, а не спать. Почему она это делала? Она чокнутая? Да… что-то тянуло ее к молодым мужчинам. Что именно? Трудно сказать. Можно назвать это и бзиком. А теперь Джеральд мертв. А она действительно чокнутая, если связалась с таким, как Бромхед. Наверное, ее ослепил блеск миллиона долларов.

Джерри мертв. Она задумалась о прожитых годах. Череда перевернутых страниц. Вот закончилась и еще одна глава. Оставаться здесь она больше не могла. Не тратить же остаток жизни на эту старуху.

Мысли ее вернулись к Паттерсону. Он-то будет спокойно дожидаться смерти старушки, в полной уверенности, что наследство от него не уйдет. Внезапная ненависть к этому двуличному красавцу охватила ее. Почему это он должен выйти сухим из воды? Джерри мертв. Она ничего не получила. Бромхед – тоже. Почему же только Паттерсон останется с наваром?

– Шейла? – позвала ее миссис Морели-Джонсон.

Шейла встала и прошла в гостиную.

– Я собираюсь в гриль-бар. Только что закончила очередную запись. Будьте так любезны, приклейте к футляру ярлычок. Бетховен: «Аппассионата».

– Хорошо.

Миссис Морели-Джонсон уставилась на Шейлу.

– Голова все еще болит?

– Нет, сейчас все в порядке.

– Я так рада. – Она коснулась руки Шейлы. – Сейчас время ленча. Попросите, чтобы вам принесли что-нибудь повкусней.

– Обязательно.

– Вот и хорошо. В три часа придет мистер Паттерсон. Я намерена задать ему жару. В последнее время по отношению ко мне он ведет себя неподобающе сурово. – Она медленно двинулась к входной двери. – Вас не затруднит проводить меня до лифта?

Шейла с грустью смотрела на нее, зная, что видит миссис Морели-Джонсон в последний раз. Старая, полуслепая женщина, великая пианистка, такая добрая по характеру. Теперь Шейла знала, что доброта бесценна. А до того, как попала в эту квартиру в пентхаусе отеля «Плаза-Бич», полагала, что доброта – всего лишь слово из словаря.

Она проводила старушку до лифта и передала из рук в руки лифтеру. Как только двери кабины захлопнулись, Шейла метнулась в свою спальню, открыла дверцы шкафа, достала два потрепанных чемодана. Быстро собрала вещи. Огляделась, чтобы убедиться, что ничего не забыла. Затем выдвинула ящик туалетного столика, вынула бобину с пленкой: «Я, Кристофер Паттерсон…»

Прошла в кабинет, напечатала ярлычок – «Бетховен: „Аппассионата“». Наклеила его на футляр. В гостиной на полке стояли тридцать или чуть более бобин, каждая со своим ярлычком. Среди них Шейла поставила и «Аппассионату». Пленку же, которую только что записала миссис Морели-Джонсон, она убрала в футляр без ярлычка и положила к чистым бобинам.