Стальное поколение - Александр Афанасьев

— Люди?

— Молодежь. С армянских общин по всей стране. Я уже говорил — мы один народ, русский. Один маленький народ…

— Имена?

Мент назвал. Попов запомнил.

— Еще чем можешь помочь?

— Советом. Не верь никому.

Попов нехорошо посмотрел на армянина.

— И тебе?

— И мне дорогой. Мне — тем более…

Все… ползло под пальцами как гнилая пряжа.

— Когда еще встречаемся.

— Через несколько дней. Я попробую узнать о Карпете, если ты так этого хочешь.

— Мне нужны имена людей, связанных с Дашнакцутюн.

— В твоем ведомстве плюнь — не ошибешься. Они по политике работали, не то, что мы — хомуты… Армен!

Время было возвращаться в город.

— У гостиницы тебя выкину. Будь осторожен, русский…

«Побег» — имел свои последствия. На следующий день — к Попову в принудительном порядке, приказом — прикрепили молодого армянского КГБ-шника по фамилии Дохоян. Степан Дохоян. Отказаться Попов не мог — приказ председателя армянского УКГБ, которому тот был прикомандирован для оказания практической помощи…

Произошло это все следующим образом…

Прежде всего — ночью гостиницу обстреляли. Из автоматического оружия.

Попов даже не понял, что произошло — пули прошли ниже, попали не в его этаж. Просто — посреди ночи он проснулся от шума, от топота людей по коридору. Он снял с предохранителя пистолет — но выходить не стал. Потом — в дверь постучали.

— Кто?

— Слуту! С вами все в порядке?

Слуту, оперативник — молдаванин, один из лучших. Откомандирован молдавским УКГБ для оказания практической помощи. Попов спрятал пистолет, открыл дверь.

— Что происходит?

— А вы не слышали — глаза молдаванина возбужденно сверкали — с трассы дали очередь длинную по зданию.

— Без жертв?

— Без. Стекла побили. Не уснуть…

* * *

Утром — их ждало продолжение. В виде приказа, подписанного председателем Армянского УКГБ и нескольких прикомандированных молодых офицеров. Фактически охранников.

Цадиков вышел на связь с Центральным аппаратом — и вернулся мрачнее тучи. Приказ не подтвердили, просто приказали поддерживать рабочие отношения с армянскими коллегами. Среди оперативников КГБ были такие, кто помотался по загранкам — и они лучше других могли предположить, что это значит. Армянский КГБ явно тормозил следствие, отсекал все следы, ведущие к иным версиям, кроме основной, фактически — предопределял выводы следствия. А они, откомандированные специалисты — возможно, были уже не гостями, а заложниками…

Степан Дохоян — так звали офицера, прикомандированного к Попову. Попов загрузил его перебиранием никому не нужных папок, а потом — спросил, где в Ереване можно хорошо, и не по-общепитовски пообедать…

Нужное место нашлось на выезде из Еревана. С настоящим лавашом и тутовкой «как для брата». Отведать которую — конечно же было нельзя — работа.

Конечно же, Дохоян был подставлен. Вопрос — кем и для кого.

— Заказывай… — сказал Попов.

Для армянина — можно сказать, запрещенный прием. Армяне славятся своим гостеприимством, гордятся своей кухней, своей историей, своими горами. Гостя не отпустят голодным…

Армянин позвал официанта, начал что-то говорить по-армянски. Через пять минут — нас стол понесли, успевай только…

Настоящий шашлык. По сравнению с ним московский — все равно, что из собачатины сделан, а может быть — не все равно. И шашлык этот — надо есть не просто так. От лежащего рядом тонкого армянского хлеба «лаваш» руками отрывают кусочек, берут мясо, туда же зелень, соус, немилосердно острый, домашней выделки — и только тогда все это в рот. Вкусно — неописуемо…

Про остальное — и говорить не стоит…

— Ты что заканчивал, Степан… — спросил Попов, подбирая с тарелки остатки соуса остатками лаваша.

— ПТУ… — армянин осекся, поняв, что сказал не то — но я подал заявление. Обещали в московскую высшую школу…

Если будешь следить за московским гостем и делать то, что мы тебе скажем. Полковник Попов насторожился — перед ним явно была пешка, причем не просто пешка — а пешка разменная, своей игры не имеющая. На что же его разменяют, зачем его подвели? Вроде правильный пацан, не гнилой…

— Просись в Минскую — сказал Попов — она лучшая…

— Хорошо, товарищ полковник.

— Больше не называй меня так на людях — пристрожил Попов.

Подошел хозяин заведения. Грузный, усатый, улыбающийся…

— Понравилось?

— Просто великолепно — искренне сказал Попов, протягивая две десятки.

— Вах, дорогой! Гости Степика здесь — мои гости! Я его вот таким помню…

У Карапета есть буфет, на буфете лежит конфет, на конфете есть портрет, это самый Карапет… Интересно… кто-то еще понимает истинный смысл этой внешне бесхитростной считалочки?

Попов покачал головой.

— Я на службе. Не имею права на подарки.

Не может быть, чтобы родные не знали, о том что их Степан работает в КГБ. Собственно говоря, во внутренних инструкциях запрета на раскрытие родным и близким информации о том, что работаешь в КГБ нет, просто не рекомендовано. И уж точно — непозволительно трепаться об этом на всех углах. Но в Армении — если знает мать, через несколько дней будет знать весь двор.

Толстяк подмигнул. Взял одну из десяток.

— Много. Вот так будет нормально. На здоровье…

Попов медленно спрятал десятку в нагрудный карман, Степан жадно наблюдал за ним. Попов понимал, что он чувствует — впервые он прикреплен к настоящему полковнику государственной безопасности, кадровому контрразведчику.

— По комсомольской путевке?

— Ага. Я как с армии пришел — так два года на Микроне отработал, потом меня комсомольская организация по путевке направила. Вот только… не хватает навыков…

Попов вздохнул.

— Навыки не так важны, Степан. Конечно, без них никак — но важнее всего другое…

— Расскажете!

— Конечно. Первое — больше слушай, чем говори…

Степан не сразу понял, но поняв, пристыжено умолк.

— Второе… — не обращая внимание на смущение, продолжил полковник — самое главное для тебя, если ты хочешь стать хорошим оперативником — не дать ненависти к врагу затмевать рассудок. Понимаешь?

— Нет.

— Хорошо. Вот те люди, которые взорвали самолет — как ты к ним относишься.