Прекрасная притворщица - Сьюзен Джи Хейно

Теперь же ей лучше узнать, где остановилась труппа, и самой их разыскать. И лучше всего сделать это сегодня.

Джулия поковыряла недоеденную рыбу у себя на тарелке. Отец совсем близко, ее собственная жизнь скоро вернется в нужное русло. Слава Богу! Даже не верится.

— У вас гость, милорд, — громко объявил появившийся в дверях дворецкий.

— Но мы ужинаем! Кто это, Уильямс? — спросил Дэшфорд.

Джулия затаила дыхание. Может, это отец?

— Это мистер Седрик Фицджелдер, — ответил дворецкий.

Вот черт!

Каждый отреагировал на неожиданную новость по- своему. Фицджелдер — человек опасный, он грозился убить чуть ли не половину из людей, присутствовавших за этим столом.

Дэшфорд бросил взгляд на жену, и та пожала плечами. Вдовствующая леди Растмур взглянула на сына, и тот нахмурился. Джулия случайно посмотрела на Пенелопу. Та улыбалась.

Пенелопа улыбалась? Боже! Неужели она мечтает стать его женой?

Дэшфорд велел отвести Фицджелдера в кабинет. Растмур же приказал самым крепким лакеям стоять у двери и следить за гостем. Бог свидетель, он не допустит, чтобы этот отвратительный бастард беспрепятственно шлялся по дому, пока в нем находятся Джулия и Пенелопа. О чем только Фицджелдер думал, когда явился сюда? И почему Дэшфорд просто не предложил Растмуру пристрелить незваного гостя? Неужели они пригласили этого негодяя в дом?

Но младшей сестренке не мешало бы задать пару вопросов.

— И как долго ты позволяла Фицджелдеру заигрывать с тобой?

Глаза Пенелопы стали огромными. По крайней мере, у нее хватило ума, чтобы изобразить шок, хотя она должна была быть готова к подобным вопросам, когда он попросил ее остаться после ужина, едва все остальные разошлись по комнатам. Казалось, мать не хотела оставлять Пенелопу наедине с ним, однако суровый взгляд ее сына положил конец спорам. Леди Растмур ушла вместе с остальными.

Что касается Джулии, она слишком уж стремилась уйти. Хорошо. Он надеялся, что она не горит желанием общаться с человеком, которому подсунула вместо себя другую жену. На всякий случай Растмур приставил еще одного лакея к двери Нансини и велел не выпускать его из комнаты.

А теперь ему предстояло узнать правду у собственной сестры.

— Отвечай, Пенелопа.

— Я не знаю, чего ты от меня хочешь. Честно, Энтони, я не могу поверить, что мой собственный брат может так обо мне думать!

Она слишком уж уклончива, и вряд ли ему понравится правда, когда он наконец ее услышит.

— Но что я должен думать, Пенелопа? Ты флиртовала с Фицджелдером, в конце концов.

У нее хватило нахальства закатить глаза.

— Его представили мне на рауте у Паркерстоунов. Очевидно, леди, представившая его, не знала о нашей семейной связи. Не могла же я быть грубой. Он пригласил меня на танец, и мне ничего не оставалось, как принять приглашение.

— Ну разумеется. А если бы он попросил тебя прогуляться с ним по темной аллее?

— Разумеется, я бы отказалась. В тот вечер было слишком холодно и к тому же дождливо — из-за подобной прогулки я могла испортить свое новое платье, которое мама заказала для меня, не говоря уж о моих восхитительных туфельках.

Стол задрожал от его удара.

— Бога ради, Пенелопа! Что еще произошло? Ты встречалась с ним после этого?

— Да, встречалась. И что с того? Он появлялся повсюду, куда бы мы ни пришли. Я знаю, что ты всегда его ненавидел, но со мной он был весьма любезен. Я лишь отвечала ему обычным дружелюбием.

— И сколько же обычного дружелюбия он получил от тебя?

Пенелопа нахмурилась:

— Ты продолжаешь говорить мне ужасные вещи. Но мне все равно.

— А ты продолжаешь избегать ответа. Просто скажи, как далеко зашли твои отношения с Фицджелдером?

— Я не удостою твои обвинения ответом.

— Тогда мне остается лишь сделать вывод, что тебе есть что скрывать.

— Разумеется, ничего такого, что приходится скрывать тебе, — ответила она, подбирая со стола крошку и скромно потупив глаза. — Может быть, нам стоит сравнить две истории, мой дорогой братец? Я была бы не прочь услышать побольше о той маленькой актрисе, с которой ты был помолвлен пару лет назад. Ах да, она ведь умерла, не так ли?

Это было низко. Энтони тяжело вздохнул и сказал:

— Мы говорим не обо мне, Пенелопа. Мы говорим о тебе. Что такого произошло между тобой и нашим кузеном, что убедило мать вытащить тебя сюда посередине сезона и примчаться меня искать?

Пенелопа вздохнула:

— Чувствую, ты думаешь обо мне самое худшее.

— Ты не даешь мне причин думать иначе.

— Тебе не нужны причины, чтобы думать иначе! Я думала, что ты знаешь меня, Энтони.

— Очевидно, не знаю! Но я знаю Фицджелдера.

— Уверяю тебя, есть вещи, которых ты о нем не знаешь.

Пенелопа посмотрела ему в глаза, и Энтони замер. Почему он раньше не замечал, что у нее глаза взрослой женщины? Что же такого случилось за последнее время, что его маленькая невинная сестричка выросла? Может, мама была права? Возможно, ему следовало быть с ними в Лондоне?

— Чего я не знаю о нем, Пенелопа? — медленно спросил Энтони.

— Он влюблен в меня, — сказала Пенелопа. — Он сказал, что я завоевала его сердце.

— Дерьмо. У Фицджелдера нет сердца.

— Он сказал, что хочет на мне жениться. Но он знает, что ты никогда не дашь своего согласия. Поэтому попросил меня держать это в секрете.

— Боже, Пенелопа, надеюсь, ты этого не сделала!

— Он умолял меня не говорить об этом ни тебе, ни маме.

— Ну разумеется! У него нет ни малейшего понятия о чести. Кроме того, он отлично знает, что я просто убью его.

— Возможно, тебе будет интересно узнать, что он сделал довольно щедрый жест в знак своей любви.

— О Боже, и насколько же щедрым был его жест, Пенелопа?

— У тебя ужасные мысли, Энтони. Ничего подобного. Он подарил мне кольцо.

— Кольцо?

— Он сказал, что когда-то оно принадлежало его дедушке.

Что? Фицджелдеру удалось прибрать к рукам что-то из наследства, и он добровольно расстался с этим? В это было нелегко поверить.

— Неужели? И чего же он ждал от тебя взамен?

— Видишь, ты снова плохо думаешь обо мне.

— Я спросил, чего он хотел взамен за свой щедрый дар!

— Он просил меня игнорировать все остальные предложения, пока не докажет тебе, что он не та черная овца в стаде, за которую ты его принимаешь. Это не так уж плохо, правда?