Девочка с самокатом - Дарёна Хэйл

– Помнишь, ты говорила мне о том, чтобы выпустить всех на одну дорожку? Настало время проверить, что будет.

На её губах – самая грустная улыбка из всех существующих, так что Эмбер ни на секунду не верит, будто бы эта идея Лилит по душе, пусть она и была выдвинута именно ею. Просто королевы далеко не всегда принимают те решения, которые нравятся им самим, на то они и королевы, чтобы думать не о себе, а о своём королевстве… И гонки с живыми мертвецами – королевство Лилит.

– Это опасно.

– Это финал.

– Вы ведь не сможете полностью обеспечить охрану. Даже здесь, у всех на глазах, люди умирали и обращались. Сесиль, Джулиан, Люк…

– Я помню их всех, – резко отвечает Лилит. – Но даже здесь, в Столице, зрители возмутились тем, что им самим и их родителям приходилось куда хуже, чем вам. Что и говорить о тех, кто живёт в отдалении, тех, кто до сих пор то и дело встречается с зомби. Им не хочется смотреть на то, как вы играете в выживание…

– Им хочется, чтобы мы по-настоящему выживали.

Лилит кивает. Она смотрит настороженно, словно ожидая, что Эмбер в любой момент может сорваться.

– Если я потеряю кого-то из них… – Закончить фразу у Эмбер не получается.

Она не хочет даже думать об этом, представлять что-то подобное – слишком страшно и больно, остаётся только удивляться тому, как быстро некоторые люди врастают под кожу, как крепко некоторые люди врастают под кожу, как невозможно их вырвать…

– Я понимаю. Поверь, Эмбер, я всё понимаю.

Лилит тянется к ней, чтобы обнять, как тогда, но Эмбер уворачивается. Неосознанное, безотчётное движение, ей не нужны сейчас никакие объятия, ей нужен её самокат, много скорости, немного свободы и не думать, ни о чём больше не думать.

– Извини, – говорит она прежде, чем развернуться и броситься прочь.

Она ходит по комнате из угла в угол и никак, никак не может взять себя в руки.

Эмбер честно старается: долго, бесконечно долго, но бушующая внутри буря не желает превращаться в затишье. Больше того, она требует выхода, и спрятаться в своей комнате, словно в раковине или коконе, на выход совсем не похоже.

Буре хочется вырваться, пронестись по улицам Столицы, прикоснуться к мечущимся в воздухе обрывкам листовок, может быть, что-то разрушить. Эмбер хочется на свободу – и поэтому, устав противиться искушению, она выскальзывает из комнаты. Обычно в своих четырёх стенах ей довольно уютно, но сейчас уже на пороге становится легче дышать, а в коридоре она и вовсе набирает полную грудь воздуха. И тут же задерживает дыхание: слишком много раз она сталкивалась в этих коридорах с кем-то, кто менял все её планы.

Сейчас ей не нужны столкновения. Сейчас запутанные коридоры гостиницы – лабиринт, в котором она убегает от Минотавра – собственных мыслей о будущем, – и здесь нет места никому, кроме неё самой. У Эмбер нет клубка, нет путеводной нити, которая подсказала бы, куда идти и как потом возвращаться, но она успокаивает себя: как-нибудь справится.

Самокат она с собой не берёт.

Уже поздно. Стены лабиринта дышат сном, и Эмбер крадётся по коридору тихо, как может, но больная нога подводит её у двери в комнату Дженни. Неловко запнувшись, она теряет равновесие и почти падает, но вовремя успевает схватиться за дверную ручку и выпрямиться.

– Не надо так ломиться, – раздаётся из комнаты неприлично бодрым для двух часов ночи голосом, – а то ведь я могу и открыть.

Это слишком забавно, и у Эмбер не получается не усмехнуться. Наваждение начинает рассеиваться, и Минотавр чуть отступает, а внутри неожиданно мелькает глупая мысль о том, что, может быть, Дженни – её вариант Ариадны. Может быть, Дженни даст ей путеводную нить.

Дженни появляется на пороге, и, судя по виду, она ещё даже не собиралась ложиться: всё тот же яркий макияж, всё та же одежда, в которой Эмбер видела её несколько – сейчас кажется, что долгих – часов назад.

В отличие от Дженни, Эмбер успела переодеться. Она вся в чёрном – незаметном, немарком, невидимом – футболка, штаны и лёгкая шапочка, купленные сегодня на экскурсии по Столице. И Дженни, конечно, всё это замечает.

Она втаскивает Эмбер в комнату (почти так же, как когда-то сама заходила к ней, только совсем не так, и Эмбер даже не может сказать, откуда у неё вообще в голове такие ассоциации).

– Куда собралась?

Эмбер пожимает плечами.

– Прогуляться. – Она не говорит больше ничего.

Не рассказывает ни о Лилит, ни о собственных словах, которые стали поводом для такого финала, не спрашивает о том, как теперь близнецам по отдельности. Не пытается вслух подсчитать, сколько времени провела, измеряя шагами пространство от одной стены до другой. Не упоминает о том, как душно бывает по ночам (вот сегодняшней ночью особенно) в её собственной комнате, как иногда не помогает долго сидеть перед зеркалом, потому что кажется, будто отражение в нём – это уже не ты, совершенно точно кто-то другой, а не ты, как отчаянно хочется взяться за руль – и не скутера, а по-прежнему самоката, поставить ногу на деку – и поехать, просто поехать, не от зомби и даже не от себя, а куда-то, к кому-то, к чему-то. На свежий воздух – прочь из этого лабиринта. И о том, как невозможно это сделать, потому что на часах два часа ночи, а колёса самоката слишком громко стучат по асфальту и ей не хочется никого разбудить.

Иногда ей кажется, будто все её беды высосаны из пальца.

Она, наверное, родилась не в то время, чтобы так себя ощущать. В этом времени слишком много насущных проблем.

С другой стороны, как будто когда-то их не хватало.

Она ждёт, что Дженни попытается её отговорить или просто покрутит пальцем у виска, но Дженни на то и Дженни, чтобы повести себя непредсказуемо.

– Выходить из гостиницы в тёмное время суток не запрещено, – говорит Дженни, цитируя Кристофера.

– И достаточно безопасно. – Эмбер не отстаёт.

– Но лучше от этого воздержаться. Если с вами что-то случится…

– Это будет ваша вина.

Эмбер переступает с ноги на ногу, не зная, как показать, что ей наплевать на вину.

Дженни качает головой.

– Неправильный ответ, – заявляет она и, отвернувшись, принимается рыться в шкафу, а потом с чем-то большим и чёрным в руках снова возвращается к Эмбер. – Если с тобой что-то случится, нам всем будет тебя не хватать. Вот, возьми.

Она протягивает Эмбер тёплую толстовку – на молнии, с капюшоном, с вместительными карманами и чуть истрепавшимися резинками на манжетах.

– Ночью холодно, а ты об этом почему-то забыла, – говорит Дженни, глядя на то, как Эмбер надевает её и застёгивается. – Будет обидно, если ты не встретишь ни зомби, ни журналистов, ни мародёров, ни Роджера, а банально умрёшь от переохлаждения.