Чисто царское убийство - Андрей Гончаров

– Что же ты тогда не донес о том в Преображенский приказ? – спросил Углов. – Или не хотел, чтобы тем злоучителям допрос учинили, за воровской умысел их наказали?

– Невместно мне было в Преображенский приказ в то время писать, – объяснил Шафиров. – Поелику сам я наказан был и будущего своего не ведал. И потом, я счел, что ничего у тех раскольников не выйдет. Как они, длиннобородые, смогут к императору Петру подобраться? Он таковых не жаловал и не принимал. Так что я эти их злобы всерьез не принял. Но теперь, когда от государыни услышал, что император был ядом истреблен, и ты мне допрос учинил, я и подумал, а может, и правда удалось тем раскольникам осуществить свое злодейское намерение?

– Хорошо, мы это проверим, – отвечал Углов.

– И что, мы теперь на Керженец поедем? – спросил Ваня, когда они вышли из дома Шафирова, погрузились в карету и поехали назад, в гостиницу. – Это было бы интересно. Только такое путешествие у нас займет еще больше времени, чем поездка в Европу. Дороги в глубине России очень плохие, а там, где раскольничьи скиты находятся, их и вовсе никаких нет.

– А что делать? – Углов пожал плечами. – Ты же сам слышал? Все остальные наводки, которые нам дал Шафиров, мы уже проверили. Если останемся в Петербурге, начнем ходить по кругу. Надо проверить эту версию.

– Я согласен, – сказал Дружинин. – Только вот надо ли нам ехать в такую даль в полном составе? Может, давайте опять я один съезжу, как в Москву?

– А как же ты там без Ивана обойдешься? – спросил Углов. – Как определишь, правду тебе говорят учителя раскола или врут?

– Мне кажется, в этом случае Иван не очень нужен, – отвечал Дружинин. – Старообрядцы, которых, кстати, так и надо называть, слово «раскольники» ругательное, – это вам не Бассевич или Шафиров. Они отнекиваться не станут. Это люди глубоко верующие, преследований, даже пыток не боятся. Если уж решили погубить императора Петра и сделали это, то отрицать не будут. Наоборот, станут гордиться как подвигом, совершенным во имя торжества истинной веры.

– Да, пожалуй, ты прав, – задумчиво произнес Углов. – Наш «детектор лжи» тут действительно не потребуется. Наверное, будет лучше, если ты один съездишь. А мы с Ваней могли бы проверить еще несколько человек здесь, в Петербурге. Скажем, того же Павла Ягужинского.

– А почему ты не хочешь заняться своим бывшим покровителем светлейшим князем Меншиковым? – спросил Дружинин. – Смотри, нам уже несколько человек про него говорили. Мол, у него были причины бояться и ненавидеть Петра.

– Шафиров только что сказал, что причины ненавидеть Петра были у очень многих людей. Но от неприязни до убийства огромный путь. И потом, если Меншиков был как-то причастен к смерти Петра, то почему он так активно поддержал наше расследование? Ведь без его помощи мы тогда не смогли бы и шагу ступить! Он дал нам убежище, деньги, ввел во дворец. Да если бы светлейший был виновен, то он мог бы, наоборот, тогда же заковать меня в кандалы, и сгинул бы я в подвалах Преображенского приказа. Нет, я не вижу никакого смысла заниматься этой версией.

На следующий день, что называется, на свежую голову, оперативники вновь обговорили свои планы и остановились на варианте с разделением группы. Было решено, что Дружинин после необходимых приготовлений отправится в Нижегородскую губернию, в знаменитые керженские скиты, и постарается там встретиться с самыми известными руководителями как поповского, так и беспоповского течения. Представляться он при этом будет чиновником, присланным самой императрицей для изучения положения старообрядцев и возможного прекращения гонений на них.

Такая легенда должна была вызвать симпатии к Дружинину со стороны приверженцев старой веры. Возможно, они стали бы откровенно отвечать на его вопросы.

Углов же с Ваней должны были остаться в Петербурге и проверять тамошних фигурантов дела – Ягужинского, Апраксина, канцлера Головкина. А еще Кирилл лелеял мечту каким-то образом добиться приема у императрицы и попробовать разговорить ее. Может, она за это время вспомнила, где видела ту красавицу, которая принесла императору отравленные конфеты?

Больше всех был доволен Ваня. Он откровенно радовался тому факту, что никуда не должен ехать и может оставаться в Петербурге. Молодой художник планировал в течение ближайшего месяца закончить портрет князя Голицына.

– Вы поймите, – объяснял он друзьям, – очень важно, чтобы князь остался доволен моей работой. Тогда он станет еще одним нашим покровителем, как раньше был Меншиков, а сейчас – Толстой. Вы же понимаете, что в эту эпоху без поддержки высоких особ шагу нельзя ступить.

– Я очень даже понимаю, – отвечал на это Углов. – Даже больше тебе скажу. Такое положение было в России не только в Петровскую эпоху. Я и в наше время не раз слышал подобные слова. Но меня вот что беспокоит. Как бы ты, рисуя портрет нашего будущего благодетеля, другим делом не увлекся. Мне почему-то кажется, что тебя во дворце князя не столько мольберт привлекает, сколько особа, которая будет возле него стоять и твоей работой восхищаться.

– Ну и что плохого в том, что Аня и правда там стоять будет? – попробовал возразить Иван. – Она же не одна придет. Гувернантка какая-нибудь при ней окажется, да и сам отец ее, князь Дмитрий Михайлович. Все чинно, при свидетелях.

– Может, и чинно. А вдруг девица начнет по тебе сохнуть, в мечтания впадет? – заметил Дружинин. – Князю это совсем ни к чему. Так что ты лучше все эти мечтания романтической барышни убивай на корню.

– Ладно, я буду иметь в виду, – пообещал Ваня и стал собираться на сеанс живописи во дворец князя Голицына.

Углов с Дружининым начали готовить вещи, которые Игорю надо было иметь при себе во время поездки в Нижегородскую губернию. Но в первую очередь ему требовалось обзавестись документами – подорожной и предписанием к главе губернии оказывать содействие дворянину Дружинину в исполнении его миссии.

Сначала Игорь хотел получить подлинный документ и отправился за ним к графу Толстому. Но в приемной его ожидало разочарование. Секретарь сообщил, что его сиятельство занемог и оттого третий день в присутствие не является. Услышав вопрос, когда же граф выздоровеет, секретарь только развел руками.

Углов предлагал подождать, пока Толстой поправится, но Дружинин решил иначе.

– Ты разве забыл, что я специалист по почеркам? – спросил он товарища. – За тот год, который мы здесь провели, я тутошнюю орфографию со стилистикой полностью освоил. Сам себе предписание составлю. Никакой Толстой так красиво не сделает.

Он отправился в лавку на Невском, приобрел там гербовую бумагу, лучшие перья, чернила и уселся за работу. Спустя короткое время Игорь действительно продемонстрировал Кириллу бумагу, написанную витиеватым почерком. В ней всем чинам военным и гражданским предписывалось оказывать всяческое содействие майору Преображенского приказа Игорю Сергееву сыну Дружинину в исполнении им поручения, данного государыней императрицей Екатериной Алексеевной.