Прайс на прекрасного принца - Людмила Ситникова

– Детонька, почему вы…

– Няня! – Ева бросилась к экономке и уткнулась в ее плечо. – Папа…

– Что с ним?

– Он… он умер!

– Когда?

– Пять минут назад. Мы уже вызвали врача.

Бронислава Егоровна обессиленно опустилась на диван. Перед ее глазами замелькали многочисленные эпизоды из жизни в профессорской семье.

– Ева, я ведь знала его пятьдесят лет. Полвека! Как же так…

– Хочешь подняться наверх?

– Ты еще спрашиваешь! Поднимусь немедленно.

На лестнице Бронислава спросила:

– Евочка, почему вы шумели, о чем спорили?

– Мы не шумели.

– Но Бина говорит…

– Няня, мне так тяжело! – быстро перевела тему Германова. – Папочки больше нет! Я не верю!

В спальне Альберта Осиповича Бронислава обвела туманным взором детей покойного. Клим стоял у окна, Яна облокотилась спиной о шкаф, а Марк сидел на краю кровати.

Приблизившись к старику, Бронислава дотронулась до руки – уже бывшего – хозяина и тихо прошептала:

– Прощай, Альберт! Ты первым ушел. Скоро и я туда пожалую.

– Няня, не говори так. Ты еще проживешь много лет.

– Ну, не сто – это точно. Рано или поздно… эх, да что тут говорить!

Развернувшись, Бронислава покинула комнату.

Вскоре прибыли медики. Тело Альберта увезли в морг. Вскрытие показало, что Германов умер от обширного инфаркта.

* * *

– Что было потом, тебе известно. Когда схоронили Альберта, Ева покинула особняк.

Не допив чай, Бронислава Егоровна шаркающей походкой отправилась к себе.

– Не засиживайся, – сказала она Катке. – Ночь на дворе.

Оставшись в одиночестве, Копейкина принялась раскладывать по полочкам имеющиеся факты.

В трюмо у Евы обнаружилась упаковка пилюль. Из этой самой упаковки Германова должна была дать отцу одну таблетку утром, вторую днем. Альберт Осипович скончался в шесть вечера. Десять таблеток минус две равняется восемь. Восемь! Именно столько пилюль должно было остаться в пачке. Ни больше ни меньше. Но их десять! О чем это говорит? Ответ очевиден – Ева, по совершенно непонятным причинам, обрекла отца на смерть. Ее вина практически доказана. Все улики против Германовой.

А теперь вспоминаем ее слова. Она утверждала, что отец умер сам. А почему она так заявляла? Разве кто-нибудь говорил обратное? Судя по всему, говорил. Но кто? Следуя логике, обвинить Еву в преднамеренном убийстве Альберта Осиповича мог лишь один из членов семьи. Помимо них никого постороннего в момент кончины старика в особняке не было и быть не могло.

Так кто же этот таинственный обвинитель? Яна? Клим? Марк?

– Кому-то, так же как и мне, стало известно, что у Евы находится целая упаковка таблеток, – прошептала Катарина. – Осталось узнать самую малость – кому именно?

Не успев переступить порог, Катка увидела растрепанную Лизавету.

– Ты чего так долго? – капризно протянула девочка. – Уже одиннадцать часов, а мы договаривались на десять.

Бросив сумочку, Катарина расстегнула пальто:

– Договаривались о чем?

Лиза надула губки:

– Я так и знала, что ты забыла. Розалия Станиславовна сказала, что у тебя этот… ну, как его… Когда обо всем забывают.

– Склероз?

– Нет, кретинизм.

Не обращая внимания на вытянувшееся лицо Копейкиной, Лизка продолжила тарахтеть:

– Ладно, иди выпей чайку и собирайся. Сегодня там народу полно будет, а я хочу везде успеть.

– Лиз, слушай, а куда мы собирались? Я правда не помню.

– В центр развлечений! Ты же обещала. Сказала, если я напишу рассказ, то в выходные мы обязательно туда поедем.

Копейкина медленно кивнула. Лизка права, это обещание действительно слетело с ее языка. Но кто бы знал, как сегодня Катарине не улыбалось покидать квартиру! Необходимо было побыть в одиночестве, наедине с собой, поразмышлять, подумать, а тут – какой-то центр развлечений.

Положив Лизке руку на плечо, Катарина спросила:

– Может, ты поедешь с Натальей, а? А в следующие выходные мы обязательно…

– Нет, – перебила ее Волкова. – В следующие выходные приезжают родители. А кроме того, сегодня Наталья едет с нами. И Наталья, и Розалия Станиславовна.

О!.. Дело – труба. Если свекровь соизволила отправиться в центр, то Катке, как ни крути, не удастся остаться дома. Розалия ни за какие коврижки не сядет в салон такси, а раз так… придется выступать в качестве шофера.

Розалия Станиславовна вышла из спальни при полном параде. Бежевая блузка, больше подходившая для светского мероприятия, нежели для поездки в детский центр, черная юбка-мини, длина которой, по мнению Катки, была не слишком подходящей, и высокие сапоги на шпильке. На голове ее красовался соломенного цвета парик, а на носу сидели солнцезащитные очки, купленные свекровью неделю тому назад за баснословную сумму.

– Я готова. Можем ехать.

Натка выбежала из комнаты, облаченная в темно-синий спортивный костюм.

– И я готова. Кат, тебе кофейку сварганить?

– Никакого кофе! – отрезала Розалия. – Кто не успел, тот опоздал. Завтракать надо было со всеми.

– Меня не было дома, – пыталась оправдаться Копейкина.

– Ничего не знаю, это твои проблемы, детка. Бери сумку и не смей нас задерживать.

Развернувшись, Ката молча покинула квартиру. Плюхнувшись в «Фиат», она с завистью посмотрела на резвившихся у скамейки котят. Как же им хорошо! Ни суеты, ни злобной свекрови поблизости – благодать! Играй – не хочу. И спешить им, в отличие от Катки, никуда не надо.

Вскоре из подъезда выплыла Розалия. Не вышла, а именно выплыла. Не соизволив застегнуть свою шикарную шубу, она, горделиво вскинув голову, чинно прошествовала к машине невестки.

Натали с Лизаветой тащились позади нее.

Встав у дверцы, Розалия несколько раз постучала костяшками пальцев по стеклу.

Катка наклонилась:

– Открыто.

Свекровь продолжала тарабанить.

Выскочив из салона, Катарина крикнула:

– Я же сказала, дверь открыта. Садитесь уже!

– Фу! Где твои хорошие манеры, детка? Я жду, когда до тебя наконец дойдет мой намек.

Наталья уселась на заднем сиденье.

– Какой намек? – Ката начала заводиться.

– Догадайся с трех раз.

– Вы что-то забыли в квартире?