Железный Хромец - Михаил Попов
Шрифт:
Интервал:
Но сейчас он решил согласиться:
– Совет? Хорошо, пусть будет совет.
Хуссейн был абсолютно уверен, что кого бы они ни позвали для обсуждения сложившейся картины, поддержат его, а не Тимура. Хочет колчерукий братец посоветоваться – пусть. Пусть получит оплеуху от своих же батыров. Нельзя останавливать хищника, почувствовавшего вкус крови во рту.
В шатре Хуссейна собралось до десятка человек. Мансур, Байсункар, Курбан Дарваза, Масуд-бек, Кунгар и Келиб, тысячники Хуссейна.
Чтобы не растягивать дело и не дать Тимуру замутить воду, Хуссейн первым взял слово и сообщил, с какой целью созвано это собрание.
По правде сказать, беки и батыры, очутившиеся в шатре Хуссейна, были немало смущены самим фактом того, что с ними хотят посоветоваться. Давно уже такого не было, какой-то здесь подвох. Самые умные догадывались, что этот совет – лишь внешняя сторона разногласий между эмирами.
Хуссейн, как это за ним водилось, сознательно сгустил краски, он заявил, что Тимур предлагает спасаться бегством (это после такой победы!), а он, неукротимый и бесстрашный Хуссейн, предлагает немедля атаковать логово Ильяс-Ходжи, отрубить его поганую голову и водрузить на колу посреди лагеря, чтобы во время победного пира каждый имел возможность посылать ей проклятия.
Закончив свою речь, Хуссейн воззрился на названого брата, готовясь выслушать шквал возражений и упреков и ответить шквалом на шквал.
Тимур молчал. По настроению батыров он понял, что возражения не принесут пользы.
Чтобы закрепить свою победу на совете, Хуссейн применил в качестве довеска к своей речи еще и риторическую фигуру:
– С нами Аллах, когда мы идем вперед и истребляем врага повсюду, где он нам встречается.
Тимур вздохнул:
– Аллах с нами, когда мы слушаем голос разума, а не носимся по земле, покорные только порывам своего настроения.
– Вот, – закричал Хуссейн, – вот, я же говорил! Ты предлагаешь нам бежать в тот момент, когда мы начали одерживать победы!
Высвободив из рукава левую руку, Тимур степенно погладил бороду.
– Не бежать, а спокойно вернуться и заняться укреплением Самарканда. Ильяс-Ходжа и до этого столкновения боялся нас, теперь он тем более не посмеет сунуться в глубь Мавераннахра. Он уйдет. И мы соберем половину дани с его данников.
– Почему половину? – удивился Курбан Дарваза.
– Чтобы они подчинились нам без сопротивления и даже с радостью, – улыбнулся Масуд-бек. – В их глазах мы будем и более сильными, чем чагатаи, и более справедливыми.
Тимур с интересом посмотрел на племянника Хуссейна: очень сообразительный. Очень.
Несмотря на всю разумность этих доводов, восторжествовала точка зрения Хуссейна. Слишком трудно воину-победителю в преддверии полной, почти гарантированной победы перестроиться на размышления о таких мелочных предметах, как определение доли дани, которую в каком-то неопределенном будущем можно будет получить с не вполне представляемых данников.
– Хорошо, – сказал Тимур, удостоверившись, что никто, кроме него, всерьез не помышляет об отходе на надежные позиции, что все рвутся в бой. – Хорошо, пусть будет по-вашему, но, Аллах свидетель, я предупреждал вас.
– Ты зря грустишь, брат, – улыбаясь одновременно радостно и великодушно, шумел Хуссейн, – ты только представь, как великолепна будет наша победа!
– Я представляю себе, как ужасно может быть наше поражение.
– Откуда, откуда у тебя такие мрачные мысли?
– Вспомни Сеистан.
– Не хочу! Не буду! Я давно забыл его. Совсем. И тебе советую сделать то же самое. Воистину советую, брат.
Медленно приподнявшись без помощи телохранителей, Тимур, очень заметно хромая, направился к выходу из шатра.
– Спасибо за хороший совет, брат.
Уже через два дня две армии стояли одна против другой.
Ильяс-Ходжа вывел своих людей из лагеря и расположил на пологом склоне. Его позиция была очень удобна и для атаки, и для обороны. С первым чагатайский полководец не спешил, а ко второму был полностью готов.
В тысяче шагов расположилось широкой дугой войско эмиров. Оно стояло на выжженной, потрескавшейся шкуре глинистого такыра. Стояла страшная духота.
– Чего ты ждешь? – спросил Тимур у Хуссейна. Само собой получилось так, что, взяв на себя всю ответственность за продолжение похода, Хуссейн приобрел и верховное руководство. И теперь он мог единовластно распоряжаться не только отрядами Кунгара и Келиба, но и тысячами Курбана Дарвазы, Мансура и Байсункара.
– Ты же знаешь, – недовольно дернув ноздрей, ответил брат брату.
Тимур действительно знал, что с минуты на минуту должен подойти отряд кокандского хана, вдруг в решающий момент перекинувшегося на сторону эмиров. Полторы тысячи сабель – утверждал посланец. Присоединиться к их войску хан должен был еще вчера вечером. Задержка раздражала Хуссейна, как раздражала бы, наверное, любого другого человека. Полководец тоже человек. Хотя полторы тысячи кокандских сабель выглядели подарком, свалившимся с неба, Хуссейн уже включил их в свои порядки, как будто имел их в своем строю всегда. Шахматист, которому пообещали, что позволят играть партию двумя ферзями, расстраивается, когда узнает, что играть придется все же по правилам.
– И все-таки на твоем месте я бы отдал приказ атаковать, – сказал Тимур, разглядывая из-под здоровой ладони горизонт.
– Куда ты смотришь? – усмехнувшись, поинтересовался брат. – Ты, наверно, забыл, где находятся чагатаи.
– Мне кажется, я увидел кое-что поинтереснее.
Хуссейн встрепенулся:
– Кокандцы?
– Н-нет.
– А что же?
– Посмотри сам.
Хуссейн тоже приложил руку к глазам:
– Ну, небо как небо. Только серое.
– Сизое. Это туча.
– Туча чего, Тимур?
– Обычная грозовая туча.
Хуссейн задохнулся от смеха и ткнул концом плетки себе под ноги:
– Посмотри сюда! – Под копытами коня лежала витиевато растрескавшаяся земля, многие дни не видевшая дождей. – Откуда здесь гроза в это время?
– Всякое бывает…
Хуссейн отмахнулся, подозвал к себе Келиба и Курбана Дарвазу, которые должны были возглавить во время атаки соответственно левый и правый фланги, и велел им ехать к месту и ждать сигнала.
– А вот теперь я бы тебе атаковать не советовал.
– Ты меняешь свои советы, как пенджабский врач. Если будет гроза, она разразится одновременно и над нашими головами, и над чагатайскими. А ждать больше нельзя, с рассвета наши люди сидят в седлах.
С этими словами Хуссейн вытащил из ножен свою саблю, и многократно этот воинственный жест повторили у него за спиной.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!