Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - Эндрю Лоуни

Борис Крешин, также известный как Кротов, занявший место Горского, доложил, что Бёрджесс лучше, чем можно было ожидать, однако «его отличительной чертой в сравнении с другими агентами, которых я встречал, является богемианизм в его самой непривлекательной форме. Он человек молодой, интересный, достаточно умный, культурный, пытливый и проницательный. Он много читает и много знает. Но одновременно с тем он неряшлив, если не сказать точнее – грязен, много пьет и ведет жизнь так называемой золотой молодежи. …Вместе с тем Бёрджесс образован, политически и теоретически, и в беседе легко цитирует Маркса, Ленина и Сталина»[423].

Новым другом Бёрджесса стал Адам де Хегедус, которого он часто встречал в баре отеля «Риц». Адам родился в Будапеште в 1906 году в богатой семье. Он был журналистом и писателем в Венгрии и во Франции, где подружился с Андре Жидом, и оставался его другом, пока не перебрался в Британию, где натурализовался в 1935 году[424]. Бёрджесс встретился с ним, когда они оба работали в министерстве информации, и Поллоку было поручено подобраться к нему поближе, чтобы, поскольку Венгрия была союзницей Германии, наблюдать за венграми в Лондоне. Новым заданием Поллока стала дружба с немного подозрительными, обычно веселыми венграми, наблюдение за их контактами, воздействие на их позиции путем своевременно поставленных вопросов. На основании наблюдений следовало делать выводы, можно ли убедить венгров отправлять сообщения в Германию. Поллок впоследствии вспоминал: «Он был одним из первых людей, за которыми мне было поручено наблюдать, пока я делал свою работу для МИ-5. Он влюбился в меня. От него было много беспокойства, но в целом он был приятный малый»[425].

Джек Хьюит тоже не был призван на действительную службу, благодаря принятию в МИ-5, где он работал на Бланта над «Триплексом» – это материал, тайно изъятый из дипломатического багажа нейтральных миссий, – совращая курьеров, ехавших с вокзала Кингс-Кросс. Он также передавал слухи от информатора – владелицы Дуврского замка на Портленд-Плейс, как раз за углом от шведского посольства.

В октябре 1942 года лондонская резидентура попросила для Бёрджесса разрешение на попытку завербовать его кембриджского друга Денниса Проктора, теперь работавшего в казначействе. Проктор уже, не зная того, снабжал Бёрджесса политической и финансовой информацией о Банке международных расчетов. Он, «не сознавая этого, раскрыл все подробности тайных переговоров между Рузвельтом и Черчиллем во время январской 1943 года конференции в Касабланке. В том числе он сообщил воистину бесценные сведения о том, что союзники планировали высадку на Сицилии в июле того же года, но отложили вторжение во Францию до 1944 года»[426].

Представляется маловероятным, что Бёрджесс сделал эту попытку, – хотя Дженнифер Харт на допросе о своей шпионской деятельности назвала Проктора, впоследствии попечителя галереи Тейт и постоянного секретаря министерства топлива и энергетики правительства Великобритании, но на то были веские основания. На беседе в МИ-5 в 1966 году ушедший на покой Проктор признался: «У него не было необходимости: я не имел от него секретов». То же самое подтвердил Блант: «Могу сказать, что Деннис был лучшим источником Гая для русских»[427].

Необычайно большое количество разведывательной информации, сообщаемой Кембриджской пятеркой, скорее не радовало московский Центр, а питало его паранойю. Молодой офицер разведки Елена Модржинская получила задание оценить информацию и установить степень ее надежности. Она знала от Бланта о нечестных приемах британцев, использовавших двойных агентов против Германии, и в ноябре 1942 года пришла к выводу, что то же самое делается в отношении Советского Союза и Кембриджская пятерка – двойные агенты. Как, учитывая их коммунистическое прошлое, кембриджские шпионы были допущены к работе на британскую разведку? Единственный возможный вывод – «Сынок и Малышка, еще до контакта с нами, были направлены британской разведкой для работы среди студентов с левыми взглядами в Кембридже»[428].

Московский Центр не мог поверить в почти неограниченный доступ пятерки к секретной разведывательной информации, равно как и в то, что британская разведка не работает против Советского Союза. «Ни один ценный британский агент в Советском Союзе или в советском посольстве в Британии не был разоблачен с помощью этой группы, несмотря на тот очевидный факт, что, будь они искренни в своем стремлении сотрудничать, легко могли бы это сделать», – было сказано в одном из отчетов[429]. Объяснение было намного проще. Форин Офис запретил тайную деятельность против нового союзника Британии, и все силы разведки были направлены против нацистской Германии на победу в войне. Никто не сообщал о тайных агентах, поскольку их не было.

Подозрения московского Центра против своих главных агентов были настолько сильны, что лондонская резидентура получила приказ о создании отдельной независимой агентской сети. Группа из восьми человек, не говорящих по-английски и одетых в явно русскую одежду, была отправлена, чтобы засечь момент встречи кембриджских шпионов с несуществующими контактами в МИ-5. Не обнаружив таковых, команда сообщила о совершенно невинных посетителях советского посольства в Лондоне как о вероятных агентах-провокаторах МИ-5[430].

Недоверие к Кембриджской группе продолжалось и в 1943 году, усилив опасения относительно вербовки Питера Смоллетта. Горский изначально советовал Филби воздержаться от вербовки, пришел в ярость, узнав, что его совет проигнорировали, и предложил Центру прервать все контакты с Кембриджской пятеркой. Поскольку существовало опасение, что Бёрджесс может обратиться за помощью напрямую в советское посольство или отделения Коммунистической партии Великобритании, было принято решение предоставить событиям идти своим чередом и найти новые способы надзора над пятеркой. Но Бёрджесс получил строгий выговор от Горского.

Тогда возникло подозрение, что Филби утаил важную часть телеграммы от японского посла в Берлине, хотя на самом деле в Блетчли просто не сумели расшифровать эту часть. Результатом стала докладная записка на семи страницах, адресованная главе НКВД. В ней Модржинская утверждала, что, поскольку отцы Бёрджесса и Филби служили в разведке (Сент-Джон Филби короткое время служил в Индийском разведывательном бюро, а Джон Бассет был офицером армейской разведки на Среднем Востоке во время Первой мировой войны), значит, велика вероятность того, что оба сына – давние британские агенты, получившие задание проникнуть в советскую разведку. Тот факт, что Бёрджесс предложил вербовку Дэвида Футмена и Кембалла Джонстона, расценивался как еще одно свидетельство попытки внедрения.