Тайны народа - Эжен Сю

— То, что Мерое, справедливая и мужественная, считает справедливым и мужественным, не может быть иным, — сказал Альбиник, прижав свою подругу к груди. — Да, да, для истребления диких зверей хорошо все: и рогатина и западня… Кто жертвует своей жизнью, тому не приходится краснеть. Идем…

Оба супруга ускорили свой шаг и направились прямо к огням стана Цезаря.

Спустя немного они услышали на небольшом расстоянии от себя звонко раздававшиеся по земле мерные шаги солдат и звяканье мечей о железные доспехи. Затем в лунном сиянии блеснули стальные шлемы.

— Это сторожевой отряд, — заметил Альбиник. — Пойдем к нему.

Они вскоре догнали римских солдат, которые тотчас окружили их. Альбиник заучил на языке римлян единственную следующую фразу: «Мы бретонские галлы, мы хотим говорить с Цезарем». С этими словами прежде всего обратился моряк к солдатам. Последние, узнав, что оба путника принадлежат к. одной из возмутившихся провинций, обошлись с ними очень сурово, сочли их своими пленниками, связали и повели в стан.

Этот стан, как обыкновенно у римлян, был защищен широким и глубоким рвом, по другую сторону которого возвышались палисады и очень высокий земляной окоп, на котором стояли на часах солдаты.

Прежде всего Альбиника и Мерое провели в одни из ворот окопа. Подле ворот они увидели пять больших деревянных крестов: на каждом из них был распят галльский моряк в запятнанной кровью одежде. Лунный свет освещал эти трупы.

— Нас не обманули, — тихо сказал Альбиник своей подруге, — кормчие были распяты после страшных пыток, раньше чем успели направить флот Цезаря к берегам Бретани.

— Подвергать их пытке, распинать на кресте… — ответила Мерое. — Разве это честно? Неужели ты еще колеблешься? Будешь ли еще говорить об измене?

Альбиник ничего не ответил, но пожал в темноте руку своей подруги.

Приведенный пред лицо военачальника, командовавшего сторожевым отрядом, моряк повторил единственные слова, которые знал на языке римлян: «Мы бретонские галлы, мы хотим говорить с Цезарем».

В ту эпоху римляне во время войны часто брали в плен или останавливали путешественников, чтобы узнать через них то, что происходит в восставших областях. Цезарь отдал приказ всегда приводить к нему пленников или перебежчиков, которые могли сообщить что-нибудь о движении галлов.

Оба супруга поэтому не удивились, когда их, согласно тайной их надежде, провели через стан к палатке Цезаря, охранявшейся отборными испанскими солдатами, составлявшими его личную охрану.

Альбиник и Мерое, введенные в палатку Цезаря, этого бича Галлии, были освобождены от уз. Они старались скрыть выражение ненависти и оглядывались вокруг себя с молчаливым любопытством.

Вот что они увидели.

Палатка римского полководца, покрытая снаружи толстыми шкурами, как и все палатки в стане, была обита внутри тканью пурпурного цвета, вышитой золотом и белым шелком. Пол исчезал под ковром из тигровых шкур. Цезарь кончал ужинать, полулежа на походном ложе, покрытом большой львиной шкурой, с когтями из золота и глазами из карбункула. У изголовья ложа, на низеньком столе, стояли большие золотые и серебряные вазы великолепной чеканки и кубки, украшенные драгоценными камнями. На ложе Цезаря, в ногах, Мерое заметила скромно сидевшую молодую и красивую невольницу, по-видимому мавританку, ибо ее белая одежда еще сильнее оттеняла темный цвет ее лица, на котором сверкали большие черные глаза. Она медленно подняла их на чужестранцев, продолжая ласкать большую рыжую борзую собаку, растянувшуюся у ее ног. Девушка казалась столь же боязливой, как собака.

Другие римские военачальники, центурионы, молодые и красивые отпущенники Цезаря окружали стоя его ложе, а черные рабы-абиссинцы, с красными коралловыми украшениями на шее, руках и ногах, стояли неподвижно, подобно статуям, держа в руках благовонные восковые свечи, свет которых переливался на дорогих доспехах римлян.

На Цезаре, перед которым Альбиник и Мерое потупили взоры из опасения, как бы не обнаружить своей ненависти, не было доспехов. Он был одет в длинную одежду из богато вышитой шелковой ткани. Голова была обнажена, ничто не скрывало его высокого плешивого лба, обрамленного с боков темными волосами. От крепких галльских вин, которые он пил, как говорят, в чрезмерном количестве почти каждый вечер, глаза его сильно сверкали, а бледные щеки окрасились ярким румянцем. Лицо его было надменно, улыбка насмешлива и жестока. Цезарь опирался локтем на ложе, держа в своей ослабевшей от невоздержанности руке широкий золотой кубок, украшенный жемчугом. Он медленно, в несколько приемов, осушил его, не спуская своего проницательного взгляда с обоих пленников, стоявших так, что Альбиник почти заслонял собой Мерое.

Цезарь сказал что-то на римском языке своим военачальникам. Те начали смеяться, один из них подошел к супругам, грубо оттолкнул Альбиника, взял за руку Мерое и заставил ее подвинуться на несколько шагов вперед, без сомнения для того, чтобы полководец мог лучше рассмотреть ее. Последний действительно начал ее разглядывать и снова протянул, не оборачиваясь, пустой кубок одному из своих молодых отпущенников.

Альбиник умел владеть собою. Он сохранил наружное спокойствие, глядя на то, как его целомудренная супруга краснеет под бесстыжими взглядами Цезаря. Последний тотчас подозвал к себе богато одетого человека, одного из своих переводчиков, и тот, обменявшись несколькими словами с римским полководцем, подошел к Мерое и сказал ей на галльском языке;

— Цезарь спрашивает, девушка ты или юноша?

— Я и мой товарищ бежали из галльского стана, — просто ответила Мерое. — Что же касается того, девушка я или юноша, то это для Цезаря неважно…

Когда переводчик перевел Цезарю эти слова, тот начал смеяться циничным смехом. Он, казалось, подтвердил ее ответ легким наклоном головы, продолжая смеяться. Римские военачальники разделяли веселость своего полководца. Цезарь продолжал осушать кубок за кубком, останавливая на супруге Альбиника все более пылкие взгляды. Он сказал несколько слов переводчику, который начал допрос обоих пленников, постепенно переводя их ответы полководцу, приказывавшему ему задавать новые вопросы.

— Кто вы, — спросил переводчик, — и откуда пришли?

— Мы бретонцы, — ответил Альбиник. — Мы идем из галльского стана, расположенного под стенами Ванна, в двух днях ходьбы отсюда.

— Почему ты покинул галльское войско?

Альбиник ничего не ответил и развернул окровавленную тряпку, которой была обернута его левая рука. Римляне увидели, что кисть на ней была отрублена.

Переводчик спросил:

— Кто так изувечил тебя?

— Галлы.

— Но ты сам галл?

— На это не посмотрел вождь ста долин. Я моряк и начальствую на торговом корабле. Мне и нескольким другим морякам было приказано перевезти морем вооруженных воинов и высадить их около Ванна, в бухте Морбигана. Я исполнил приказание. Дорогой сильный порыв ветра сломал одну из моих мачт, мой корабль пришел позже всех. Тогда вождь ста долин повелел наказать меня, как наказывают запаздывающих… Но он был великодушен и пощадил мою жизнь, предложив мне выбирать между потерей носа, ушей или одного из членов. Мне отрубили руку, но не за то, что у меня не было мужества или усердия, это было бы справедливо… Я в таком случае без жалоб подчинился бы законам своего отечества…