Тайны народа - Эжен Сю

Римлянин сделал жест оскорбительного изумления, засмеялся с пренебрежительным высокомерием, выбрал в ящичке великолепную золотую сеточку для волос, всю усеянную карбункулами, и, повертев ее перед светильником, положил к ногам Мерое, потом, выпрямившись, взглянул на нее с таким видом, точно хотел сказать: «На этот раз я уверен в победе».

Мерое, побледнев от гнева, презрительно усмехнулась.

Тогда Цезарь высыпал к ногам молодой женщины все, что было в ящичке, — дождь золота, жемчуга и каменьев, поясов, серег, браслетов и всевозможных драгоценностей.

Теперь Мерое не оттолкнула ногой этих драгоценностей, но раздавила их каблуком башмака и взглядом остановила бесстыдного развратника, приближавшегося к ней с раскрытыми объятиями.

На мгновение смутившись, римлянин прижал обе руки к сердцу, как бы выражая свое обожание. Мерое на том же немом языке ответила таким презрительным смехом, что лицо Цезаря, опьяненного страстью, вином и гневом, приняло угрожающее выражение, как бы говорившее: «Я предлагал драгоценности, умолял — все было тщетно. Я прибегну к силе!»

Одна, безоружная, уверенная в том, что никто не услышит ее криков о помощи, супруга Альбиника вскочила на кровать, схватила длинный шнур, служивший для сдвигания занавесей, завязала его узлом вокруг шеи, готовая повиснуть в воздухе и удавиться при первом движении Цезаря. Последний увидел на лице Мерое такую отчаянную решимость, что остался неподвижным. Было ли это угрызение совести за свою жестокость или сознание, что если бы он прибегнул к силе, то ему достался бы лишь труп молодой женщины, или, наконец, как он потом утверждал, им руководила задняя мысль, — но он отступил на несколько шагов и поднял руки к небу, как бы призывая богов в свидетели, что уважает свою пленницу. Мерое, все еще не доверяя ему, стояла, готовая покончить с собою. Тогда римлянин направился к потайному отверстию палатки, исчез на мгновение в темноте, отдал громким голосом какое-то приказание и тотчас вошел снова в палатку, став довольно далеко от кровати со скрещенными на груди руками. Не зная, не возросла ли опасность, молодая женщина продолжала стоять на изголовье кровати с веревкой на шее. По прошествии нескольких мгновений в палатку вошел переводчик в сопровождении Альбиника, и она одним прыжком очутилась подле мужа.

— Твоя супруга — женщина мужественная и добродетельная! — сказал ему переводчик— Посмотри на эти сокровища у ее ног! Она их оттолкнула. Она пренебрегла любовью великого Цезаря. Он притворился, будто хочет прибегнуть к насилию. Твоя супруга, обезоруженная при помощи хитрости, была готова покончить с собой. Она со славой вышла из этого испытания. Отныне ты и твоя супруга можете быть уверены в покровительстве нашего полководца. Он дарит вам свое доверие, вас более не разлучат и не потревожат. Жена храброго моряка с презрением оттолкнула эти дорогие украшения, — добавил переводчик, поднимая драгоценности и укладывая их в ящичек— Цезарь хочет сохранить в память добродетели галльской женщины кинжал, который она носила и который был им похищен у нее при помощи хитрости. Не думай, однако, что она останется безоружной.

Почти в то же мгновение в палатку вошли два молодых отпущенника. Они несли на большом серебряном подносе маленький восточный кинжал драгоценной работы и короткий, слегка загнутый испанский меч, прикрепленный к красному кожаному поясу, великолепно вышитому золотом. Переводчик вручил кинжал Мерое, а меч Альбинику, сказав им:

— Отдыхайте с миром и сохраните эти дары великодушия Цезаря.

На следующий день Цезарь в сопровождении своих военачальников отправился на берег реки, который возвышается над устьем Луары, — на нем была поставлена палатка. С этого места виднелось вдали море и все опасные для моряков места, усеянные подводными мелями и камнями. Дул сильный ветер. К берегу было причалено канатом легкое и крепкое рыбачье судно, оснащенное по-галльски, с одним только четырехугольным парусом.

Привели Альбиника и Мерое. Переводчик сказал им:

— Погода сегодня бурная, море грозно. Отважишься ли ты пуститься на этом судне один со своей женой? Здесь есть несколько пленных рыбаков, быть может, ты возьмешь их на подмогу?

— Мне с женой не впервые справляться с бурями.

— Но ведь ты теперь изувечен, — возразил переводчик, — как ты будешь управлять судном?

— Одной руки достаточно для управления рулем, а моя жена направит по ветру парус.

— Тогда иди, — сказал переводчик. — Да помогут тебе боги!

Судно было спущено на волны несколькими воинами. Мерое быстро натянула парус, а ее супруг взялся за руль. Под напором свежего ветра парус надулся, судно слегка накренилось и полетело по гребням волн, точно морская птица. Мерое, одетая в костюм моряка, стояла на носу. Ее черные волосы развевались по ветру, иногда брызги белой морской пены попадали на благородное и прекрасное лицо молодой женщины.

Альбиник знал здесь все опасные места так же хорошо, как в пустынных ландах Бретани пастух знает их малейшие изгибы. Судно точно играло с высокими волнами. Время от времени супруги замечали вдали, на берегу, палатку Цезаря, бросавшуюся в глаза благодаря своему пурпуровому верху, и видели, как блестели в лучах солнца золото и серебро на доспехах его военачальников.

— Ты лучший и самый отважный кормчий, какого я когда-либо встречал, хотя много уже раз в своей жизни путешествовал по морю, — велел Цезарь сказать Альбинику, когда он вернулся назад и высадился на берег с Мерое. — Завтра, если погода будет благоприятна, ты поведешь военную экспедицию, о цели которой узнаешь в момент отплытия в море.

Так как на следующий день при восходе солнца ветер был благоприятен и море спокойно, то Цезарь пожелал присутствовать при отплытии римских галер. Он позвал Альбиника. Подле полководца стоял воин высокого роста с суровой наружностью. Он был с ног до головы покрыт кольчугой, сплетенной из мелких железных колец. Воин стоял неподвижно, так что походил на железную статую. В руке у него был тяжелый и короткий топор с двумя лезвиями.

Переводчик сказал Альбинику:

— Видишь этого воина? В продолжение всего плавания он будет неотступно при тебе, как твоя тень. Если вследствие твоей ошибки или измены хоть одна из галер сядет на мель, ему приказано в одно мгновение убить тебя и твою жену. Если же, напротив, ты проведешь флот в порт, наш полководец осыплет тебя своими дарами, тебе будут завидовать самые счастливые из людей.

— Цезарь будет доволен, — ответил Альбиник.

И сопровождаемый воином с топором он взошел вместе с Мерое на преторианскую галеру, за которой должны были плыть все остальные суда. Ее можно было узнать по трем вызолоченным светильникам, помещавшимся на корме.

На каждой галере помещалось семьдесят гребцов, десять матросов для управления парусами, пятьдесят легковооруженных стрелков и пращников и сто пятьдесят воинов, покрытых железными доспехами с головы до ног.

Когда галеры отплыли от берега, претор, командовавший флотом, приказал через переводчика передать Альбинику: держать направление на север, чтобы высадиться в глубине бухты Морбигана, в окрестностях города Ванн, где была собрана галльская армия. Альбиник, правивший рулем, должен был передавать через переводчика свои приказания начальнику гребцов.