Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер - Андрей Константинов

На этот самый седьмой «выход» Бориса просто не могли не взять. Кто-то же должен был сидеть на «многоголосом» радиоперехвате? Дело в том, что обстановка постепенно становилась всё более и более напряжённой. Всё чаще шла информация о караванах с оружием, и уже не раз по радиоперехвату выходило, что караванщикам поступают команды на английском языке. Это могло означать, что вместе с «духами» идут и западные инструкторы. Могло. Но «живьём» этих инструкторов в глаза никто ещё не видел. Хотя подтверждающая информация от «доверенных лиц» поступала. Однако эти «доверенные лица», честно говоря, не всегда заслуживали доверия. Часто они, заинтересованные, например, в процветании конкретно своих или «прикормленных» дуканов, могли через донесения-доносы так избавляться от конкурентов. Тем более что чисто «оружейные» караваны встречались редко; в основном смешанные — тряпки всякие, бытовая техника, посуда, парфюмерия, зелёный чай или красный — тот самый «каркадэ». Ну, и «Калашниковы», обычно китайские, калибра 7,62 мм. Именно этими трофейными автоматами спецназовцы, как правило, и вооружались на «выходы». Во-первых, ежели потеряешь или повредишь — с тебя не спросят. А во-вторых, они годились для «отмазки», если по ошибке «не тех духов» «вознесли к Аллаху»: все ж знают, что у шурави автоматы калибра 5,45, а тут в трупах дырки от 7,62 — спецназёры явно ни при чём…

…В тот раз капитан Ермаков получил распоряжение в составе усиленной группы отработать информацию, полученную от «доверенного лица», что идёт караван, чуть ли не со «стингером». К таким «информашкам-брехункам» (которые начальству на доклад носили, разумеется, «липоносцы»), очень часто не подтверждающимся, относились достаточно скептично, но отрабатывать их всё равно приходилось. Ермаков решил выйти сам, взяв группу Семченко, и усилил её ещё Глинским и сапером. Получилось девятнадцать человек. Лететь предстояло аж за Шахджой, что в юго-восточной провинции Заболь.

…Вертолёты привычно путали следы, нарезая зигзаги и выполняя ложные посадки. Наконец, «восьмёрки» снова окунулись в афганскую пыль, колёса коснулись земли, и Ермаков махнул рукой, скомандовав высадку.

Оглядевшись уже на месте, капитан понял, что командир Ми-восьмого лажанулся, «промахнувшись» километра на три западнее от намеченной точки. (Уже потом хорошо знакомый спецназовцам вертолётчик Женя Абакумов, испытавший в Афгане всё, кроме собственной смерти, рассказал, как там было дело. Сложный рельеф и похожие, как близнецы, горы сыграли со штурманом ведущей «восьмёрки» шутку, которая могла дорого стоить. На тот раз всё обошлось, но пара «двадцатьчетвёрок», прикрывая район спланированной высадки, обнаружила грамотно замаскировавшихся «духов». Они явно кого-то ждали. Если это была засада, то там можно было положить всю группу. При заходе на посадку вертолёт — очень лакомая мишень для гранатомёта или ДШК. Вот так… То ли «духи» угадали, то ли навёл кто, бывало и такое.)

…Группа прошла в быстром темпе несколько часов — и тут на тебе — подрыв на «родной» противопехотной мине-«лепестке». Такие советская артиллерия разбрасывала на потенциально «караваноопасных» направлениях, и их быстро заносило песком. Младшему сержанту, которому всего два месяца до дембеля оставалось, искромсало большой палец на правой ноге.

Как говорится, слава-те-яйца, что не всю лапу оттяпало. А делать-то нечего, всё равно идти дальше надо. Сержанту вкатили укол промедола, перевязали, разгрузили, и он поковылял дальше со всеми вместе. Настоящим мужиком оказался, не ныл, не скулил, только зубы крепко стискивал и потел сильно.

Потом шли ещё долго, правда, с частыми привалами. Когда тропки исчезали — шли по шакальим следам. Уже ближе к вечеру остановились у давно занесённого песком кишлака — жители ушли из него в Пакистан ещё году в восьмидесятом, если не раньше. Где-то в этом кишлаке находился замаскированный колодец, вот через него-то и должен был пройти караван, по крайней мере так утверждал агент… Караванщики же часто ходили по одним и тем же маршрутам. Они про колодец знали и знали, что он единственный на много километров вокруг.

Ермаков осмотрелся и дал команду окапываться. Он думал, что ждать придётся как минимум до утра. Но уже минут через сорок поднявшиеся на сопки «совы»-наблюдатели стали докладывать буквально наперебой:

— Вижу двух верблюдов!..

— Слышу моторы! Квадрат 1727.

Группа спешно залегла у входа в кяриз.[53]Глинский всё время облизывал враз пересохшие губы и несколько раз проверял, снял ли он автомат с предохранителя. Минуты вдруг стали очень-очень длинными.

Наконец, показались два верблюда со стариком-погонщиком. Их пропустили беспрепятственно, они прошли через безлюдный кишлак, не останавливаясь.

«Странно, — вдруг подумал Борис, — старик же, наверное, местный — должен знать про колодец. Почему он не остановился? Или это „головной дозор“? Или, может, колодец давно пересох? Верблюды вроде неделями могут не пить…» Неожиданно он вспомнил, как на первом курсе они с Новосёловым переводили с русского на арабский старую шутку: «Чем верблюд отличается от человека? Верблюд может неделями не пить и работать. А человек, наоборот, неделями пить и не работать».

Дальше всё произошло очень быстро. Еле слышное урчание моторов стало громче, и через несколько минут из-за слегка пробитой дёрном сопки медленно выползли три иранских «Симурга» — пикапы-«каблучки» с широкими шинами. Они въехали в кишлак и остановились у не самой разрушенной, но не очень заметной бывшей постройки — метрах в тридцати от исходного кяриза. Видимо, колодец, если он ещё функционировал, находился как раз там.

— Бей! — закричал Ермаков и тут же выпустил две очереди одну за другой. Кишлак наполнился грохотом выстрелов, которые совершенно заглушили крики людей. Несмотря на то что по машинам разом ударила вся группа, несколько «духов» уцелели и начали отстреливаться. Их поджали в полукольцо, не давая скрыться за пологим уже дувалом. Глинский, высадивший весь магазин, быстро перезарядил автомат, перебежал вслед за Ермаковым поближе к машинам и снова открыл огонь, целясь в заднее колесо джипа, откуда кто-то из «духов» ещё бил короткими очередями…

Через несколько секунд очереди из-за колеса угасли. Магазин в автомате Бориса снова опустел… Несмотря на то что «духи» больше не отстреливались, группа подошла к машинам вплотную, соблюдая все меры предосторожности, — короткими перебежками, поочередно страхуя друг друга. Правда, к машинам уже двигалась не вся группа — троих солдат «духам» всё же удалось зацепить, двух в ноги и одного в плечо — снайперов среди «духов» всегда было больше, чем среди шурави. Один из тех, кого пуля ударила в голень, бился в пыли, кусая от боли воротник гимнастёрки, — Глинский заметил это краем глаза, огибая за дувалом расстрелянные машины.

«Духов» было восемь. Пятеро погибли, не успев выскочить из машин, двое лежали, нелепо разбросав руки и ноги, лицами в землю, а один был ещё жив. Он полулежал-полусидел как раз за тем задним колесом пикапа, в который стрелял Глинский. Впрочем, туда, конечно, стрелял не он один.