Офисные крысы - Тэд Хеллер

Она, должно быть, отослала мне сообщение и тут же ушла.

Мне приходит в голову, что если Лесли Ашер-Соумс выйдет замуж за Колина Тенбриджа-Иейтса, то ее монограммой станет ЛАСТЙ.

(Она пропустила точку после «До свидания», замечаю я. Но, наверное, не нарочно.)

Я пытаюсь придумать в ответ что-нибудь остроумное, но затем решаю — хотя это дается очень трудно — оставить ее гадать в неведении.

* * *

Джимми Купер очень сильно похож на человека, который просыпается в четыре тридцать по утрам, идет в спортзал, где бегает и поднимает тяжести вместе с приятелями-юристами, потом зависает на пару часов в турецких банях, после отправляется к парикмахеру в «Плазу», а оттуда — на массаж в какое-нибудь шикарное местечко, о котором знают человек двадцать в городе, не больше. Затем он идет на работу, обедает в три часа с клиентами или друзьями, возвращается на работу, чтобы вселить ужас в подчиненных, проводит двухчасовое совещание с биржевым маклером, главой отдела финансовых операций или букмекером, заезжает после работы к любовнице, где они поочередно заковывают друг друга в наручники, а потом возвращается домой. Он похож на человека, которому удается выжать шестьдесят часов из суток.

* * *

— Ты знаешь, мне кажется, что один из моих клиентов живет в доме, построенном твоим отцом, — говорит Джимми Купер.

— Ох, правда? Где это?

Он выковыривает из зубов зубочисткой листок салата и громко всасывает воздух.

— Неаполь, Флорида. Тот дом похож на мавзолей.

— Тогда это точно в его стиле.

Айви пинает меня под столом… Я рассказал ей правду, что мой отец вовсе не Р. Д. Пост, архитектор, а Боб Пост, «Мокрый парень». Это не помешало ей наврать своим родителям — что расположило меня к ней еще больше, — которые в настоящий момент сидят напротив меня во французском ресторане с приглушенным светом на Лексингтон-авеню, в районе Шестидесятой улицы.

— Да, стиль, — говорит Джимми Купер, вытащив салат и ковыряясь в другом зубе, чтобы достать что-то еще. — Свой стиль необходимо иметь каждому.

Мать Айви вытирает маленький рот салфеткой. Питбуль и афганская гончая, Джимми и Кэрол Купер являются классической комедийной парой: Здоровяк (Харди, Костелло, Глисон) и Худышка (Лорел, Эббот, Карни), хотя и не такой явной. У него плечи размером с диван, но он не жирный, она — как стойка для пальто, но не безобразно костлява. При взгляде на нее, на ее огромную соболью шубу, накинутую на спинку стула, на бледное напудренное «ист-сайдовское» лицо, похожее на восковую грушу, тщательно уложенные светлые волосы и маленький крючковатый нос я мучительно пытаюсь вспомнить кого-то… но я не могу понять кого. Даже ее манера говорить и вести себя заставляет меня думать о ком-то другом, но я не могу решить, кого именно она мне напоминает.

Бо́льшую часть вечера мы говорим о «Версале». Джимми Купер — главный юрист корпорации. Он отводит судебные иски, подает судебные иски, улаживает судебные иски, он имеет дело с рекламодателями и наемными служащими, с оскорбленными и пострадавшими. При наличии миллиона наших читателей недостатка в таковых нет: судятся из-за того, что заработали аллергию из-за туши для ресниц, разрекламированной «Эпил», или потому, что сочетание тонального крема и румян, по утверждению их юристов, вызвало крушение их браков; мужчины подают иски на то, что потеряли работу, вняв совету относительно стильной одежды, опубликованному в журнале «Мэн» («Когда полоски и клеточки уживаются рядом»). Время от времени на нас подают в суд даже из-за гороскопов. Джимми Куперу приходится приводить всех этих людей к правильному пониманию вещей, он просто создан для этого — с челюстью, напоминающей мыс Гибралтар, и большими кулаками. (И его голос громыхает так, что кубики льда в наших стаканах с водой звенят, когда он говорит.) Почему он стал юристом издательской компании «Форчьюн 500», я не знаю. Обычно такие люди (с бочкообразной грудью, в двубортных костюмах и пальто из верблюжьей шерсти, в мягких фетровых серых шляпах, в белых шелковых шарфах и с оскалом на миллион долларов) становятся главными советниками мафиозных кланов и присоединяются к кругу лиц, именующих себя Джимми — зубило или Вик-кит.

— Айви рассказала мне, что вы выросли в доме, в котором когда-то жил кузен Резерфорда Хейса, — обращается ко мне ее мать, склоняясь над своими ростками бобов, и доверительно сообщает: — Резерфорд Хейс приходится мне родственником.

Она говорит это таким тоном, как будто он находится рядом, за соседним столом, как будто она лично с ним знакома… и я замечаю, что она опустила срединный инициал.

— Не надо снова, Кэрол, — обрывает ее Джимми Купер, отправляя таким образом мое дотошное десятиминутное изучение соответствующего сайта псу под хвост. — И что ты без конца говоришь о нем? Резерфорд Б. чертов Хейс.

Он снова занимается пищей, застрявшей в зубах, резко всасывая воздух и цвикая на весь ресторан. Похоже на то, будто он подманивает птиц. (Интересно, что-нибудь из еды прошло дальше его зубов?)

Они расспрашивают меня, но мне даже не особенно приходится врать. По сравнению с «ботаниками» и озадаченными угревой сыпью юнцами, которых Айви приглашала домой, когда училась в колледже и старших классах средней школы, я довольно-таки серьезный субъект. Это один из немногих случаев, когда быть помощником редактора в журнале с тиражом свыше миллиона экземпляров является достижением само по себе. Они продолжают пытать меня, задавая каверзные вопросы и пытаясь определить, какое у меня будущее, является ли моя звезда восходящей или уже достигла зенита. Вот тут-то мне и приходится лгать (хотя, может быть, у меня еще есть шансы на успех, даже при отсутствии видимых достоинств).

Это на редкость спокойный ужин… за исключением момента, когда я попросил прощения и удалился в туалет, где спустя несколько секунд ко мне присоединился Джимми Купер. Там было четыре свободных писсуара, но он выбрал ближний, справа от моего.

Потом мы возвращаемся к ним домой. Я впервые в высотном жилом доме на Парк-авеню, не считая дней, когда разносил кипы бесплатных газет по подъездам. И мне тут очень нравится. Потолки как в соборе, искусная лепнина, сводчатые коридоры, альковы в стенах, четыре ванные комнаты на четверых жильцов (у нее есть брат)… это невероятно.

После отличного ужина мы выпиваем еще по рюмке в гостиной. Я уже на «автопилоте», но пока вроде веду себя прилично. Айви, в синем платье и с волосами, заплетенными в косу, просто красавица. В какой-то момент ее мать отправляется в ванную комнату, должно быть, затем, чтобы припудриться. С ее уходом настроение Джимми Купера неуловимо меняется, и я начинаю немного нервничать: он заводит разговор о Дугласе Дэвисе (издателе «Мэн»), называя его «тупым педерастическим бесхребетным хером, которому следовало бы хорошо вправить мозги, и чем сильнее, тем лучше». Я откидываюсь на спинку кресла и размышляю над тем, как из Айви Купер вышло такое прелестное создание, несмотря на предков в виде злобного питбуля и напудренной афганской гончей? Может, у нее раздвоение личности, и я просто никогда не видел другой Айви, грызущей мебель?