Большие проблемы маленькой блондинки - Галина Владимировна Романова

Угловая чуть отклонилась влево, потом сделалась немного шире и светлее. Открылось что-то вроде площадки с двумя сквозными подъездами, через которые даже было видно проезжую часть, где сновали машины. Будто из другого мира, ей-богу!

Там жизнь, суета, ежедневные хлопоты. Кто-то спешит на работу, на свидание, отвести ребенка в садик. Кто-то торопится навестить больного родителя в больнице, затариваясь в ближайшем супермаркете апельсинами, соками и йогуртом. Поход к портнихе и маникюрше тоже выглядел хотя и праздным, но тоже вполне естественным.

Здесь же… Здесь же все шло по-другому.

Узкий темный коридор, разрезавший монолит серого бетона, вполз в размеренную жизнь города с его страхами, радостью и болью осклизлым мерзким гадом. Он полз и извивался вдоль равнодушных холодных стен, методично делая свое поганое дело. Он портил воздух, он отравлял сознание, он коверкал жизни, он переиначивал правду.

Будто параллельный мир какой-то! Изнаночный…

Жанна осторожно переступала через скомканные жестяные банки из-под пива. Брезгливо косилась на растянувшиеся использованной петлей презервативы. Обходила стороной распластавшиеся тела уснувших пьяниц и не уставала удивляться.

Нет, ну вот где милиция?! Где?! Куда она смотрит?!

Куда смотрел ее бдительный муж, когда еще был бдительным, а не влюбленным?!

Вспомнив о его чувствах к девушке, которая ну просто чудо как была хороша, даже со слов местных теток, Жанна снова погрустнела.

Что толкает ее вперед, интересно? Страх, жажда возмездия, желание поскорее освободиться от того ужаса, в котором барахталась, как та лягушка в кувшине со сметаной? Что именно гнало ее вперед?!

Я ведь не знаю, ужаснулась вдруг она. Не знаю, почему, ради чего и во имя!

Сначала хотела Женьку освободить, чтобы снова быть с ним вместе, как тогда давным-давно, когда он еще мог, пощекотав ей каждый пальчик на ноге, нечаянно чмокнуть прямо в пятку.

Потом остро хотела все поскорее закончить, чтобы освободиться от отвратительного постыдного чувства.

Позор-то… Позор-то какой! Что скажут соседи, знакомые и знакомые соседей?! Каково будет мальчикам в школе, когда кто-нибудь шепнет им в спину, что их отец сел за убийство молодой любовницы? Как ей самой жить, слушая этот сочувственный беспрестанный шепот за своей спиной? Ложиться возле подъезда рядом с одинокой покинутой всеми собакой и синхронно выть с ней от горя и тоски на луну, так, что ли?

Жанна ее, кстати, сегодня утром покормила. Вытащила целый пакет котлет, две сосиски и один голубец, который остался несъеденным и одиноко болтался в маленькой блестящей кастрюльке в их холодильнике. Она вывалила всю еду в большую миску, которую тоже притащила из дома. Поставила перед собакой, выбравшейся из зарослей и снова занявшей свой пост возле подъездной двери. Опустилась на корточки и строго-настрого приказала:

— Не ешь сразу все, поняла! Меня не будет весь день, кто тебя еще покормит?! Ешь постепенно, сегодня не очень жарко, так что прокиснуть ничего не сможет. Будь умницей и… жди меня. Что-нибудь придумаем.

Псина подняла грустную морду с самыми понимающими и печальными на свете глазами и неожиданно уложила голову ей на коленки. Жанна едва не разревелась, впилась пальцами в свалявшуюся грязную шерсть и прошептала горестно:

— Ничего, псина… Ничего, мы с тобой еще будем счастливы…

Наверное, за этим она и здесь, на этой странной чужеродной улице Угловой, образовавшейся стихийно в не признанную никем республику отупевших от собственного скотства и нежелания жить по общепринятым меркам людей.

Наверное, она сюда притащилась за счастьем! Пока еще бредет почти в полной темноте, натыкаясь на острые углы, воздвигаемые на ее пути всякими там Илюшами Гавриковыми и тетками в цветастых юбках, но конец пути непременно должен случиться. Непременно.

Он случился, и случился совершенно неожиданно. И совершенно не так, как Жанна ожидала. И долгожданного счастья не привнес в ее расползающуюся по всем швам жизнь. А как раз наоборот. Все стало только хуже.

Она не сразу заметила этих ребят. Слишком серыми были они все. Серой была их одежда. Серыми были лица. Серыми, будто пылью присыпанными, оказались глаза.

Они в молчаливом ожидании подпирали стены домов, сливаясь с местным безликим колоритом, будто огромные мокрицы. Завидев ее, вдруг поочередно отлепились от стен и медленно, словно нехотя, выдвинулись нестройным рядом ей навстречу.

— Здрасьте, — побледнев так, что лицу стало холодно, пролепетала Жанна, поочередно натыкаясь на пустые, будто воронки, глаза молодых людей.

— Ага, и тебе того же.

Девушка, которой можно было дать как пятнадцать, так и двадцать пять лет, ревниво оглядела ее старенький джинсовый костюм, сравнила со своим, нашла, что ее во сто раз круче, ярче и блестящее, подошла к Жанне почти вплотную, свесила головку набок и пытливо уставилась ей в переносицу. Почти тут же последовал дежурный вопрос:

— Че надо?

Жанна вздохнула и только-только хотела было начать на память декламировать зазубренную дома наизусть историю, как, неожиданно передумав, выдохнула правду:

— А вот черт его знает, че именно мне надо?!

— Как это? — один из парней пододвинулся к ним поближе и тоже смерил Жанну с головы до ног оценивающе, ревностно и почти что гневно. Большой палец на его правой ноге нахально лез на свет божий из безжалостно расползающегося джинсового кеда.

— А вот так! Пришла сюда, чтобы повидаться со Светланой Светиной. — Жанна пропустила мимо ушей восторженный присвист со всех сторон и жиденькие аплодисменты противной девчонки. — А мне говорят, что ее нет в живых! И вот что мне теперь делать, я не знаю!

— А зачем она тебе была нужна? Дружили, что ли? Что-то не похожа ты на девочку ее круга. — Это снова влезла дотошная обитательница здешних мест и вдруг в досаде закусила нижнюю губу.

Видимо, дошло до нее наконец, что Жанкины старенькие джинсы стоят столько же, сколько может стоить дюжина ее сверкающих стразами костюмов. И что кроссовки, на которых отчетливо пропечатались заломанные долгим хождением трещинки, были куплены не за рубли и не на рынке. Оценила, осознала и разозлилась.

— Чего ты приперлась сюда, сучка? Чего тебе здесь надо? Тебе разве не говорили, что здесь может быть опасно, а? — И она пошла на Жанну, изо всех сил напирая упругой высокой грудью, вот, мол, мы какие. — Сейчас вот возьмем и вытряхнем тебя из твоей дорогой упаковки. Что скажешь?

— А зачем?

Жанна с недоумением оглядела себя, специально ведь выбирала самое старое, самое заношенное, самое неброское, не получилось закосить «под свою». Не получилось. Права оказалась та женщина из такси, залихватски разворачивающая бейсболку козырьком назад. Она здесь «белая»! Белее не бывает. И этого ей здесь вряд ли простят.

— Зачем вытряхивать? — повторила она вопрос, заметив, как молодежь начала брать ее в глухое кольцо, будто хоровод водить собралась.