Смерть на кончике хвоста - Виктория Платова

— Жаль. Любая, самая грязная порнокассета в любомсекс-шопе — вот и вся суть наших отношений с Германом Юлиановичем.

— В каком смысле?

— В самом что ни на есть прикладном. В женщинах егоинтересовали только определенные места.

— Сколько вы с ним были знакомы? И когда расстались?

— Это имеет какое-то значение?

— В деле об убийстве все имеет значение.

— Христова невеста настучала? — проницательноспросила Никольская. — Целомудренная дрянь?

— Это не имеет никакого значения, — ушел от ответаЛеля.

— А она не сообщила вам, что это прискорбное мимолетноесобытие имело место быть три года назад? Неожиданный пассаж.

— И больше вы не встречались с Радзивиллом? — Леляпопытался взять себя в руки.

— Несколько раз. На презентациях… На показах. Он былбольшим любителем показов. И когда только время находил при его-то занятости!

— А вы неплохо осведомлены.

— Обыкновенная логика. И даже не женская, дорогой мой.

— А после того, как вы расстались… у Радзивиллапоявился кто-нибудь? — глупо спросил Леля.

Никольская погасила сигарету в крошечной, инкрустированнойперламутром пепельнице и рассмеялась.

— Ну, расстались — это громко сказано. Наш романуместился в неделю. Будет что вспомнить, когда отойду от дел. Он пригласил меняво Францию.

Леля поднял брови. И здесь — Франция. Радзивилл летел вПариж просто так, никаких деловых встреч у него запланировано не было. А что,если…

— Мы перешли на «ты» только в самолете, —продолжила Никольская. — Три дня в Париже, неделя в Ницце, сутки вМонте-Карло… Я поставила на зеро и выиграла пятьсот долларов… Он умел красивоухаживать. Орхидеи в коробочках, милые ювелирные безделицы под подушкой. Янаходила их каждый день.

— И что же было потом, когда вы вернулись?

— Мне не хотелось бы это обсуждать. Скажем так, вкакой-то момент мы поняли, что не подходим друг другу. Слава богу, на это неушло много времени.

— Что значит «не подходим»?

Никольская с сожалением посмотрела на следователя: бедняжкав свитере со спущенной петлей, давно не чищенных ботинках и кургузом пиджачке.Стоит ли потрясать его такое же кургузое воображение расшифровкой термина «неподходим»?

— Неужели вы не понимаете?

— Ну, хорошо… А с кем еще был… э-э… знаком Радзивилл?

— Думаю, об этом нужно спрашивать не у меня. Хотя онпредпочитал определенный тип. Блондинки-манекенщицы с классическимипараметрами. Да, в какой-то мере Герман… Герман Юлианович был однолюб. Все егопассии были похожи друг на друга и представляли яркий контраст с женой. Явидела его с несколькими девочками-моделями…

— С кем именно? — Леля достал блокнот, щелкнулручкой и приготовился записывать.

— Не помню.

— А вы попытайтесь.

— Нет… К сожалению… — Никольская поднялась инаправилась к вешалке, на которой была распята роскошная лисья шуба.

И Леля снова почувствовал легкое волнение в паху. Чтобы хотькак-то скрыть это, он мелким бесом подскочил к лисе и ухватился за воротник.

— Я помогу!

— Рискните.

Лелина так не к месту прорезавшаяся галантностьдействительно была сопряжена с риском: Ксения Никольская была на голову вышеего. Надеть шубу ей удалось только со второго захода, унизительно присев передЛелей. Никольская, сквозь зубы поблагодарив низкорослого следователя,направилась к выходу из гримерки. Леля поплелся за ней, чувствуя себяраздавленным.

— Его и вправду убили? — тихо спросиламанекенщица, когда Леля распахнул перед ней дверь.

— Да. В тот вечер, накануне убийства, он ужинал с дамойв ресторане «Дикие гуси». Возможно, именно с этой. — Леля достал изкармана фотографию из бумажника покойного Радзивилла и протянул ее Никольской:

— Вот, взгляните.

Никольская впилась в фотографию глазами. А потом резкоотставила ее.

— Нет, мне незнакома эта девушка, — подбираяслова, медленно произнесла она. — Никогда не видела ее раньше.

— А если присмотреться?

— Нет.

Она сказала это слишком поспешно, разом закрывая тему, какзакрывают дверь в темный чулан с твердым намерением в него не возвращаться.Никольская тоже не хотела возвращаться в чулан — должно быть, в детстве онабоялась темноты.

— А кто-нибудь еще ее опознал? — неожиданноспросила она.

— Почему вы спрашиваете?

— Просто интересно.

— Пока этот вопрос остается открытым. Ну,хорошо. — Леля вынул фотографию из рук Никольской и снова спрятал ее вкарман.

— А какое отношение эта фотография имеет кГерману? — Похоже, слишком уж энергичная девушка решила перехватить у негоинициативу ведения беседы.

— Они были найдены среди вещей покойного.

— Ну надо же! — в голосе Никольской послышалисьревнивые нотки.

— Что же вы замолчали?

— Я просто внимательно вас слушаю.

— Убийство произошло третьего. А четвертого Радзивиллдолжен был вылететь во Францию.

Никольская подняла идеально подрисованные брови.

— Вот как?

— Частный визит.

— Частный визит… Я тоже через это проходила.

— Последний раз живым Радзивилла видели в тех самых«Диких гусях». Вы никогда там не были?

— Была. Надеюсь, в этом нет ничего криминального?

— С Радзивиллом?

— Может быть, и с ним. Не помню. А… личность егоспутницы так и не установили?

— Нет. Ресторанная обслуга не смогла дать дажеприблизительное описание.

— Ничего удивительного. Они никогда не видятлиц, — медленно произнесла модель.

— Как это — «не видят лиц»?

— Они смотрят на ноги. На ноги и чуть выше, неужели непонятно? В этом была одна из фишек Радзивилла. Он выбирал не просто блондинок.Он выбирал женщин с умопомрачительно длинными ногами.

— Как у вас? — не удержался Леля.

— Как у меня. Он даже измерял их длину. Думаю, в егохалупе найдется какой-нибудь донжуанский список. Если эта старая польская курваего не сожгла…

Выйдя на улицу, Никольская погрузилась в устрашающего видаджип.

— Вас подвезти? — в ее словах было лишь надменноесострадание, не больше. Еще минута — и она подаст копеечку нищему следователю,отирающемуся на паперти закона.