Немецкие субмарины под прицелом английских эсминцев. Воспоминания капитана Королевских военно-морских сил. 1941-1944 - Дональд Макинтайр

Мы с волнением ждали начала операции, считая, что немцы не пожалеют сил, чтобы прорваться к такой воистину уникальной мишени, которую представляет флот союзников у берегов Франции. Также мы знали, что немцы активно строят новые подводные лодки типа XXI, оборудованные шноркелями и способные двигаться под водой с высокой скоростью.

Шноркель – это прибор, позволяющий дизельным двигателям подводной лодки работать под водой. Обычным дизелям для работы необходим воздух, поэтому в условиях, когда невозможен впуск атмосферного воздуха, они не могли использоваться. Шноркель представлял устройство для всасывания воздуха, которое могло быть поднято на поверхность, в то время как лодка оставалась под водой.

С появлением шноркелей немецкие подводные лодки избавились от своего самого главного эксплуатационного недостатка – необходимости всплывать на довольно длительный срок для подзарядки батарей, которые давали им энергию для движения в погруженном состоянии. Заряжающая батареи лодка могла быть легко замечена с воздуха. А самолет либо атаковал ее сам, либо информировал о ее местонахождении противолодочный корабль, который немедленно прибывал на место и, даже если лодка к тому времени успевала погрузиться, начинал прослушивать толщи воды ушами своих «асдиков».

Теперь, когда на поверхности виднелась только верхушка шноркеля, лодку почти невозможно было заметить с воздуха. Во всяком случае, наблюдателю на самолете необходимо было обладать очень большим везением.

Новые субмарины к тому же были вооружены акустическими самонаводящимися торпедами, то есть имели отличную возможность нанести весьма болезненный удар по своим преследователям. Обладая достаточно полной информацией о силе противника, мы напряженно ждали начала боевых действий. Но патрулирование началось, а так ничего и не произошло. У других группы тоже все было спокойно. Стало очевидно, что операция союзников явилась для немцев неожиданной и что они не планировали нападение на наш флот в проливе.

В первый день к нам присоединился старина «Морн» («Mourne»), на котором я совершил один трансатлантический рейс. Им все еще командовал лейтенант-коммандер Холланд. А старшиной-сигнальщиком был Скелтон, который долгое время плавал со мной на «Вечерней звезде», где прошел путь от простого сигнальщика до старшины, который уже является младшим офицером. На «Вечерней звезде» не было соответствующей вакансии, поэтому мне пришлось отпустить этого отличного моряка на другой корабль, где он по праву занял более высокую должность. Я был очень рад такому пополнению, потому что к нам прибыл не зеленый юнец, которого надо было обучать, как вязать морские узлы, а настоящий ветеран Атлантики, к тому же мой добрый знакомый. Тем более страшным ударом оказалась постигшая нас в дальнейшем трагедия.

Каждой эскортной группе был отведен соответствующий район для патрулирования, где корабли располагались с промежутком в полторы мили, постоянно прощупывая воду своими «асдиками». Отсутствие противника вскоре сделало нашу жизнь монотонной и очень скучной. В то же время условия для работы гидролокаторов были достаточно сложными, поскольку кругом в изобилии водилась рыба. Косяк сельди посылает отраженный сигнал, весьма схожий с эхом от субмарины, поэтому приходилось некоторое время следить за передвижением каждого косяка, прежде чем можно было с уверенностью констатировать, что это не вражеская подводная лодка. Тем не менее случались и ошибки. И только появление на поверхности воды большого количества оглушенной взрывами глубинных бомб рыбы указывало нам на то, что цель была выбрана ошибочно.

Нашей новой базой, куда мы время от времени возвращались, чтобы пополнить запасы топлива и продовольствия, стал Плимут. Здесь мы были чужими, и нам постоянно давали это почувствовать. Наши требования на доковый ремонт всегда подвергались сомнению и выполнялись весьма неохотно.

Хорошо помню, как меня возмутил отказ выполнить требование на поставку свежих овощей, который был мотивирован их недоступностью – и это в июне! А когда я пришел в офис местного руководителя, обязанного обеспечивать наши потребности, то был принят весьма одиозной личностью, которая имела наглость проинформировать меня о том, что идет война и что люди на берегу (в Плимуте) имеют такие же права, как и моряки, на свежие продукты и т. д.

В процессе произнесения этой высокопарной тирады чиновник время от времени отдавал должное спелой клубнике, тарелка с которой стояла у него на столе. Надо полагать, таким образом он желал продемонстрировать, что в очереди за свежими овощами и фруктами я занимаю место где-то в самом хвосте. Конечно, это были мелкие неприятности, но они раздражали и портили настроение. К тому же они наглядно показывали, каким болотом стал порт Плимут и Девенпорт, когда центр войны в Атлантике сместился ближе к Ливерпулю.

Забавный случай произошел во время одного из моих визитов в подземный штаб Плимута с докладом о ходе патрулирования. Там я встретил немного знакомого мне очень высокопоставленного офицера, который поинтересовался, как идут дела. Я начал подробно объяснять ему, какие трудности нас подстерегают при использовании «асдиков» в проливе, где имеется множество подводных помех и каждую приходится проверять, не окажется ли это лежащая на грунте субмарина. Внимательно выслушав мой рассказ, этот всеми уважаемый и очень влиятельный офицер важно кивнул.

– Да, – изрек он, – ваши трудности понятны. Но вам ведь наверняка очень помогают в этой работе гидрофоны.

Я не стал объяснять такому большому начальнику, что гидрофоны не используются для охоты за подводными лодками со времен Первой мировой войны.

К счастью, позже мы получили разрешение заходить за топливом и продовольствием в Белфаст. Там работали люди, с которыми мы говорили на одном языке.

Время шло, немецкие подводные лодки не проявляли особой активности, и нам было приказано перейти дальше в пролив. Там мы впервые встретились с одной из новых вражеских субмарин.

Ранним утром 15 июня 1944 года стояла изумительная погода. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась голубая зеркальная водная гладь. На ясном чистом небе сияло яркое солнце и не было видно ни облачка. Мне доложили, что в нескольких милях от нас над водой замечена струйка дыма. Вскоре стало ясно, что, скорее всего, мы впервые столкнулись с субмариной, использующей шноркель. А то, что мы видим, – след, оставляемый отработанными газами дизелей.

Корабли группы заняли такую позицию, чтобы охватить «асдиками» максимальный район поиска. Я только молился, чтобы условия для работы гидролокаторов оказались подходящими.

Приближаясь к вражеской лодке, я постоянно помнил о наличии у нее акустических торпед. У меня было две возможности обезопасить себя от нападения. Я мог приказать кораблям задействовать CAT – шумопроизводящиее устройство, буксируемое за кормой, чтобы отвлечь акустические торпеды от шума гребных винтов. Другой выход – снижение скорости хода до 7 узлов или меньше. Считается, что при низкой скорости производимый винтами шум недостаточен, чтобы активировать наводящие устройства торпеды.

Создаваемый САТами шум в значительной мере снижал эффективность «асдиков», заглушая даже самые отчетливые отраженные сигналы. Я решил, что никогда себе не прощу, если мы упустим такую отличную возможность разделаться с лодкой, руководствуясь только соображениями безопасности. Поэтому я приказал: «Скорость 7 узлов!» – и на этой черепашьей скорости мы поползли вперед.