В лесной глуши - Эухенио Фуэнтес

– Оленина? – спросил, попробовав, лейтенант.

– Да, оленина.

Женщина, поджав ноги, сидела на стуле с прямой спинкой и смотрела, как они жуют вкусное, жесткое мясо и пьют пиво, но сама ничего не ела, возможно привыкнув держаться в стороне от бесед о работе и охотничьих трофеях или от анекдотов, которыми обменивался Молина со своими гостями.

– Вам что-нибудь нужно? – спросил Гальярдо.

– Нет. Все улажено. Сержант взял на себя оформление бумаг. Теперь вот жду, когда велят выселяться.

По женщине не было заметно, что ее потрясла смерть мужа. Возможно, и не потрясла вовсе. Детектив подсчитал, что помимо пенсии и пособия на детей она будет получать около восьмидесяти пяти процентов от зарплаты Молины, что совсем не плохо. Возможно, она даже была довольна, что вдруг оказалась с деньгами, которых вполне хватит на жизнь, свободная от человека, который, наверное, не был нежным мужем и хорошим отцом. В конце концов, подумал сыщик, трудно найти супружескую пару, где один из двоих не пожелал бы в какой-то момент смерти другому, хотя никто не осмелится в этом признаться, ведь тот, кто убивает близкого, раскрывает самые темные глубины своей натуры, и поэтому общество отвернется от него, как от чудовища. Если бы мысли убивали, мир был бы полон вдов и вдовцов.

– С деньгами проблем нет? – спросил лейтенант, хотя знал, что с его стороны это было неделикатно и что женщина может отказаться отвечать.

– Пока нет. У него был счет, он скопил немного, – ответила она.

Детективу резануло слух это «у него», и Купидо сразу зацепился за слова женщины:

– Вы не знали о его деньгах?

– Он никогда мне о них не говорил. Должно быть, копил для детей, – сказала она, будто пытаясь оправдаться за внезапный подарок судьбы и желая продемонстрировать, что с ее стороны тут нет никакого мошенничества. – Кроме того, нам заплатили страховку, ведь мы были застрахованы. Теперь я смогу купить маленький дом в Бреде. А мальчик, – она указала на старшего сына, увлеченного телевизором, – сможет пойти в школу.

– Вы подумали над моим вопросом? – вмешался лейтенант. – Ничего не вспомнили? Что-нибудь важное?

– Я пыталась, но нет, ничего не вспомнила. Никто не желал его смерти.

«Кроме убийцы», – подумал Купидо. У него сложилось впечатление, что женщина не хочет ничего знать о расследовании; она разговаривала с ними, словно исповедовалась, чтобы скорее забыть об этой истории и жить дальше без угрызений совести и без радости. Возможно, в городе, глядя на других женщин, она начнет заботиться о себе, почувствует потребность выглядеть привлекательной и даже затащить к себе в постель какого-нибудь мужчину.

Лейтенант допил пиво и отправил в рот еще один кусочек колбасы. Купидо спросил:

– Какое оружие было у вашего мужа?

Женщина повернула к нему голову, и сыщик увидел беспокойные глаза, которые, видимо, пролили не так уж много слез, слишком усталые для того, чтобы выглядеть грустными, и волосы цвета соломы – он даже цветом-то не казался.

– У него была винтовка, как и у всех егерей. Вчера я ее сдала.

– Больше ничего?

– Еще старое ружье. Но он очень давно им не пользовался.

– Можно взглянуть? – спросил лейтенант. Он не знал, к чему клонит Купидо, но интуитивно чувствовал, что детектив что-то нащупал.

– Не помню, где он его хранил. Может, там, во дворе. Из-за детей, – пояснила она, глядя на сына, который увлеченно смотрел мультики, настолько захваченный головокружительной сменой картинок, что голоса взрослых не беспокоили его.

– Мы вам поможем, – сказал лейтенант, вставая.

Женщина повела их вглубь дома. Они пересекли кухню и вышли во двор с несколькими клумбами вдоль стен, где, правда, ничего не росло. Вплотную к задней стене стоял сарай с железной дверью. Женщина сняла с высоко забитого гвоздя ключ и без усилия ее открыла. Изнутри поплыл густой запах колбасы, кожи и сушеных фруктов. Она отошла в сторону, и мужчины шагнули через порог. Потом остановились, давая глазам время привыкнуть к темноте. Женщина проскользнула между ними, открыла маленькое оконце, и в комнату сразу хлынул свет; помещение напоминало нечто среднее между лавкой барахольщика и стенным шкафом. Под потолком крепились две перекладины, с них свисали оленьи колбасы, вроде той, что они только что ели. Купидо подошел к третьей перекладине: на ней сохли шкуры двух ланей. Он погладил жесткий и одновременно нежный мех, а потом внутреннюю часть шкуры, которая уже начала дубеть под воздействием соли и, возможно, мочи. Детектив оглянулся. Гальярдо искал ружье, но женщина смотрела только на Рикардо, на его руки, гладившие шкуру убитого животного.

– Нам их оставляют охотники, – сказала она, почувствовав, что должна дать объяснение. – Сам зверь им, как правило, не нужен. Они поручали мужу отрезать голову, клали ее в мешок и увозили, чтобы повесить дома над камином. А нам, если хотели отблагодарить, оставляли мясо, – добавила она, кивая на шкуры. – Для охотников только голова представляет ценность.

В памяти Купидо всплыли очень похожие слова Алькалино, сказанные о браконьере, имя которого сыщик не знал: «Что по-настоящему ценно – так это голова».

Лейтенант открыл деревянный сундук и из-под кучи старой одежды вытащил завернутое в одеяло ружье. Это была двустволка. Он уверенно и осторожно переломил ее, и даже Купидо заметил, как хорошо она смазана. Лейтенант поднес канал ствола к носу и понюхал его, как винодел нюхает вино. Затем взглянул на сыщика и кивнул. Рикардо уже знал, что они должны искать, выйдя отсюда.

Гальярдо вновь нагнулся над сундуком и достал патронташ для пяти патронов, который при необходимости мог крепиться к прикладу. Купидо и раньше видел, что некоторые полицейские носят боеприпасы таким образом – это позволяло перезаряжать ружье гораздо быстрее, ведь патроны всегда находились под рукой. Но сыщик предположил, что Молину привлекало другое – легкость, с которой можно спрятать ружье вместе с боеприпасами, если его вдруг застанут врасплох.

– Давно ваш муж им не пользовался? – спросил Гальярдо.

– Да, я уже сказала, очень давно. В лес он всегда брал казенное оружие, – ответила она, и, возможно, не врала, потому как даже не попыталась скрыть, что у мужа было ружье. Наверное, она полностью ему доверяла.

Лейтенант положил двустволку на место и подошел к шкурам. Он тоже не удержался и погладил их, словно желая ощутить тепло, которое исходило от них раньше. Он ждал, что Купидо сделает следующий шаг. Гальярдо не мог понять, что у того на уме, и едва сдерживался, чтобы не спросить.

Они вернулись в дом, а затем попрощались с женщиной.

– Сожалею, что не смогла помочь вам, – сказала она, хотя в ее тоне никакого сожаления слышно не было.

Оба гостя вновь заподозрили, что она не горюет из-за смерти мужа и, может быть, даже довольна неожиданными преимуществами своего нового положения.