Кровь Заката - Вера Камша

Герцог появлялся примерно через ору после полуночи, как и в первый раз, перепрыгивая с заколоченного балкона на ее подоконник, – заметить стремительно мелькнувшую тень снизу было невозможно. Анастазия всегда ждала его в полном циалианском облачении, правда, волосы под покрывалом были тщательнейшим образом расчесаны и перехвачены так, чтобы сразу же «случайно» рассыпаться по плечам. В эту весну циалианская сестра самостоятельно постигала извечную женскую науку, радуясь каждому новому открытию. Любовь ее подхватила и понесла, ради Шарля она без колебаний и солгала бы, и убила, и умерла. Самого герцога иногда это пугало, но чаще завораживало, никогда еще его не любили так безоглядно, и никогда у него не было такой красивой возлюбленной. Анастазия тянула к себе так, как никто до этого. Об Эстеле Шарль вспоминал лишь дважды в день, когда навещал ее, о других, которых ранее было немало, позабыл вообще.

Проклятый

Он всегда был еретиком и спорщиком, судившим себя по своим собственным законам. Ни к кому Эрасти Церна не относился строже, чем к себе, и никогда не брал больше, чем мог отдать. Он не верил ни в божию милость, ни в Божий суд, только в свою и чужую совесть и еще в тех, кого любил. За другими он еще признавал право на ошибки, на сомнения, даже на слабость, но не за собой. Совесть не позволила ему оставаться рядом с Анхелем, а дружба – восстать, и он ушел, на прощанье все же высказав все, что наболело. Анхель его не удерживал, им давно стало тесно под арцийскими небесами. Он попробовал начать все сначала. Казалось, это удается, но потом резестантов[60]прижали к горам. Эрасти не любил вспоминать то, что было дальше. Отчаянье, безумная надежда, предательство, плен…

Его не решились прилюдно казнить, палачи, поняв, что он не станет ползать перед ними на коленях, отрубили ему кисти рук и, связанного, бросили умирать в предзимних горах. Южный отрог Варты, спускавшийся к заболоченным низинам озерного Эртруда, почитался местом нечистым, люди там не селились. Эрасти грозила медленная и мучительная смерть от холода и ран, либо более легкая в звериных когтях. Из врожденного упрямства он боролся до конца, пытался куда-то ползти, то и дело теряя сознание. Наконец у большого пестрого камня силы оставили его окончательно. Он думал, что умирает, а потом очнулся на руках у дивного древнего существа.

Выздоравливал он долго и трудно, Ларэн (так звали его спасителя) возился с ним, как с ребенком, старался не оставлять надолго одного. По вечерам Церна слушал невероятные истории о былых богах, их избранниках эльфах (к которым принадлежал и сам Ларэн) и прочих вещах, поверить в которые было столь же невозможно, как и не верить. Эрасти казалось, что эльф готовит его к какому-то разговору, одновременно пытаясь побольше разузнать о том, кого же он спас.

Сам же Церна не мог понять, рад ли он своему спасению, или для него было бы лучше, чтобы все уже кончилось. Как жить без рук, он не знал, не нищенствовать же! Да и нищенствовать в одиночку он не сможет, разве что найдет безногого или слепого сотоварища, который сможет его одевать и кормить, за то что он будет его таскать на себе или за собой. Такая жизнь казалась страшной, но умирать тоже не хотелось. Странное дело, даже ползущий по листку пятнистый жучок или свесившаяся с дерева любопытная белка вызывали в сердце неистовую жажду жизни. Лес словно бы кричал о том, каким бесценным даром она является… И Церна сдался. Он ни о чем не думал, просто дышал, смотрел на небо и слушал Ларэна, ожидая, что рано или поздно тот скажет, какая судьба его ждет. И тот сказал.

Он никогда не забудет этот день, день величайшего счастья и величайшего потрясения. День, до которого Эрасти не представлял, на что способна магия. Ларэн вернул ему руки! Этого не могло быть, но это было. Именно этот миг стал мигом его второго рождения.

2862 год от В.И.

26-й день месяца Лебедя.

Тагэре. Эльта

Утро началось удачно. Проклятая тошнота наконец отпустила, в окно весело светило солнце, ветер с полей доносил запах цветущих лип. Эстела долго стояла у окна, глядя за реку, где под солнцем перекатывались волны созревающих трав, а потом велела прислать медикуса. Сутулый и худой Корнелиус остался доволен состоянием пациентки и торжественно объявил, что лично он, Корнелиус, не намерен в такую погоду запирать сигнору в четырех стенах. Слова врача упали на благодатную почву, Эста соскучилась по небу, солнцу, траве. Если все в порядке, почему бы ей немного не проехаться, совсем чуть-чуть… Корнелиус не возражал, поставив условием, лишь чтобы сигнору сопровождали и чтобы она ехала исключительно шагом. С последним герцогиня не спорила, что касается первого, то она так давно никуда не ездила с Шарлем. Проехать бок о бок с ним по цветущим лугам было бы восхитительно, тем более в последнее время она обращалась с мужем не лучшим образом. Он стоически переносил это, но более трех месяцев спать одному, каждый день выслушивая придирки больной жены, для этого нужно воистину ангельское терпение. Камеристка была отправлена на поиски герцога и вернулась с известием, что монсигнор велел оседлать Пепла и куда-то уехал. Такие отлучки за Шарлем водились и раньше, он мог отправиться куда угодно, окрестные крестьяне, обожавшие своего господина, ужасно гордились его привычкой разъезжать по своим землям без сигурантов. Тагэре мог запросто попросить напиться у крестьянской девушки, остановиться у кузницы и помочь мастеру раздувать мехи или же прокатить на своем жеребце какого-нибудь пастушонка. Герцога любили, и он знал это. Эстела улыбнулась. Если Шарло завоевывает своих людей бездумно, то ее старший племянник Рауль Тарве, во всем подражающий знаменитому родственнику, заигрывает со своими крестьянами, чтобы добиться их любви. Рауль далеко пойдет, хотя она его и не очень любит. В юноше чувствуются сила и недюжинный ум.

Именно поведение Рауля окончательно убедило Эстелу в силе ее мужа. Север пойдет за Шарлем в огонь и в воду, а полоумный Пьер на троне вполне может и потесниться. Эстела сама не знала, что для них будет лучше: отделиться от Арции, став властителями пусть не очень большого, но суверенного государства, или же попробовать получить все. Но что-то делать было нужно, даже если Шарль предпочитает ни во что не вмешиваться, ему этого не позволят другие… Она не позволит.

Эста задумалась. Пожалуй, тянуть с разговором не стоит, день с утра задался, а она знала: то, что хорошо начинается, должно хорошо и закончиться. А пока она немного проедется по окрестностям замка. Одна. Если удастся встретить Шарля, а она отчего-то в этом уверена, ей лишние уши не нужны. На первый взгляд в Эльте шпионов нет, даже присланная циалианка и та занята лишь своими молитвами. Анастазия оказалась тихой, целомудренной и равнодушной ко всему. Да, пожалуй, правильно, что они согласились исполнить волю Архипастыря, отказ принять наперсницу могли бы использовать как повод к травле, но лучше напасть первыми.

Птичку наконец оседлали, и Эстела, в последний раз прикрикнув на навязчивого слугу, выехала за ворота. В небе не было ни облачка, звонко стрекотали кузнечики, в зелени трав пестрели цветы. Герцогиня, немного подумав, куда мог отправиться Шарль, свернула на тропинку, ведущую вдоль реки, а затем пустила лошадь по лугу, примыкавшему к светлому березовому лесу. Некошеная трава доходила Птичке до груди, одуряюще пахло звездчаткой и кашкой, над которыми сновали деловитые пчелы и легкомысленные бабочки, и Эста внезапно почувствовала себя до невозможности счастливой.