Время игры - Василий Звягинцев

Действительно, я как-то сразу и не заметил, что температура здесь градусов на двадцать выше, чем там, откуда мы пришли.

— Неужели это правда, мы с тобой снова одни и никто не помешает нам жить только для себя? Как мне все надоело…

Мне тоже, хотел я сказать, но отчего-то воздержался. Может быть, мне просто вообще расхотелось разговаривать. «Уж если отдыхать, так от всего…» На самом деле.

Наконец-то детская мечта осуществилась — я на собственной яхте плыву по Индийскому океану в сторону Южных морей, островов Фиджи и Туамоту и больше не должен никому и ничего…

На неограниченное, определяемое только мною самим время. «Отпуск по ранению» — вспомнилось название повести Вячеслава Кондратьева.

Сюжет там совершенно другой, но в то же время… Лейтенант отвоевал год на Ржевском фронте и вдруг после госпиталя получил отпуск, до перекомиссии. С правом поездки домой.

Через месяц или два, наверное, возвращаться обратно, но пока он гарантированно будет жив какое-то время и уже поэтому счастлив. А в Москве его ждет девушка…

И со мной рядом тоже любимая женщина, которой все последнее время я уделял непростительно мало внимания.

Как она вообще меня еще терпит?

Наверное, действительно любит, если прощает то, что обыкновенная, нормальная женщина никогда бы не простила. Так она и не обыкновенная, слава богу!

Только что я собирался заняться навигационными наблюдениями, определить место, где мы оказались, и тут же все эти дела показалось такими никчемными.

— Пойдем к себе, отметим это дело, — шепнул я Ирине, отодвинув закрывающую ей ухо прядь волос. — Я только отдам соответствующие распоряжения. Спускайся в каюту и приготовь все…

— Все — это как? — В голосе ее прозвучал сдерживаемый счастливый смех. Словно тогда, девять лет назад, во времена нашей первой влюбленности, еще не омраченной ни нелепой ссорой, ни ее еще более нелепым замужеством, ни космическими проблемами.

— Все — значит все, и по полной программе…

Я вызвал на мостик капитана Ларсена.

Полностью вжившийся в свою роль робот слушал мои приказания с видом человека, сознающего свое профессиональное превосходство, но вынужденного подчиняться хозяину.

Безусловно, он и без моих инструкций сделал бы все в лучшем виде, но положение обязывало. И меня, и его.

— Определите наше место, капитан, после чего следуйте под парусами генеральным курсом на чистый зюйд-ост, сообразуясь с ветром и лоцией. Скорость и галсы на ваше усмотрение. До утра меня не беспокоить, за исключением форс-мажорных обстоятельств, которые вы не сможете предотвратить самостоятельно. Подъем флага в восемь ноль-ноль местного времени, завтрак должен быть готов и накрыт в кают-компании в восемь тридцать.

— Простите, сэр, но боюсь, что ваше приказание до утра выполнить вряд ли удастся. Облачность все более сгущается, я скорее всего не успею даже приготовить инструменты. Но если луна и звезды все же откроются до утра, я обязательно произведу обсервацию.

Все правильно. Программа действует. Вот что меня до сих пор поражает. Машина же, электронно-вычислительная, по-новомодному — компьютер, а ведет себя абсолютно адекватно.

Олег много раз объяснял мне, что принцип здесь тот же, что и в шахматном автомате: перебор всех вариантов следующего хода вплоть до оптимального в данной позиции. И ничего больше.

Так и эти ребята. В памяти у них имеется несколько десятков тысяч или миллионов стандартных ситуаций, любое внешнее воздействие инициирует запуск подходящей подпрограммы со скоростью перебора до триллионов «да — нет» в секунду, и получите: на выходе динамический стереотип или ответ в вербальной форме.

Как психолог я все эти термины понимал и вообще мог сам любому все рассказать и объяснить вполне популярно и доходчиво, но душой — не воспринимал. Дико мне все это было.

Так же точно мой отец, окончивший, кстати, в свое время Ленинградский институт инженеров путей сообщения, признавался мне, что не в силах смириться с принципом работы телевизора. Не понимал он его. Однако чинить любые механические поломки в «Рубине» умел вполне качественно.

И также, наверное, первые машинисты управляли паровозами, в глубине души считая их технологическим извращением.

Но я, как всегда, отвлекся.

Изложив Ларсену все, что я считал на данный момент необходимым, я тоже отправился вниз, прихватив из бара кают-компании две бутылки лучшего крымского шампанского из довоенной еще коллекции князя Голицына.

Ирина занимала одну из двух на «Призраке» трехкомнатных кают, отделенных от кают-компании тамбуром трапа и поперечным коридором. Хотя и крошечных, конечно, в сравнении с необъятными помещениями «Валгаллы», но предоставлявших пассажирам максимально возможный комфорт.

Гостиная в девять квадратных метров, нечто вроде кабинета величиной с вагонное купе, который Ирина приспособила под косметический салон, и чуть большего размера спальня, большую часть которой занимала низкая, но просторная кровать с подъемными штормовыми сетками, а вокруг нее едва оставалось место для платяного шкафа, тумбочки и музыкального центра с квадроколонками по углам.

Ирина любила засыпать под тихую классическую музыку. Скрипичную по преимуществу.

Я вроде бы беседовал с роботом совсем недолго (правда, потом еще не смог удержаться, чтобы не обойти палубу яхты от кормы до бушприта и лично убедиться, что все в полном порядке), а Ирина за это время успела сделать «все», что я подразумевал. Нет, я еще постоял у борта, довольно неторопливо выкурил сигару, поплевывая в шелестящую и заплескивающую почти до самого планшира волну, переосмысливая свой нынешний статус и морально настраиваясь на…

А на что? Что снова я из вершителя судеб мира становлюсь просто мужем тети Хаи. Как это называется в Одессе.

И уже потом через тамбур бакового люка спустился в штормовой коридор, прорезающий яхту от таранной переборки до двери кают-компании.

Ирина меня поразила. Она успела переодеться в белое, все из пенных кружев, платье. С пышной многослойной юбкой ниже колен, какие носили девушки в середине шестидесятых.

А еще она украсила себя бриллиантовым колье в пару сотен каратов и такими же серьгами.

Будто собралась на прием в Карнеги-Холл.

На мой недоуменный, возможно, даже и бестактный взгляд она ответила очаровательнейшей из своих улыбок.

— Милый, но у нас ведь свадебное путешествие. Не так ли? Или ты передумал?

До меня начало доходить.

Ровно полтора года назад она дала зарок Берестину (за которого чуть сдуру не выскочила замуж по причине нашего глупого разрыва), что не будет принадлежать ни ему, ни кому-нибудь другому до законного брака.

С ним ли, с другим — не важно. И долго его соблюдала.

А когда я все-таки ее в очередной раз соблазнил, ей потребовалось считать, что она, следовательно, все же вышла замуж.