Morbus Dei. Инферно - Маттиас Бауэр

Иоганн смерил доминиканца взглядом.

– А вы кто такой?

Бернард ударил его по лицу.

– А я – святой отец.

Лист слизнул кровь с рассеченной губы и почувствовал, как внутри все закипает от ярости.

Соберись. Подыграй им, иначе никогда больше не увидишь ее.

Иоганн сделал глубокий вдох. Успокоился.

– Простите, святой отец.

Бернард удовлетворенно кивнул.

– Прощаю. Я – отец Бернард, доминиканец. С Базилиусом ты уже знаком.

Лист ничего не понимал. Что понадобилось от него священнику? И что связывало Базилиуса с доминиканцем?

– Насколько мне известно, ты один из последних, кто покинул деревню? – спросил Бернард.

– Вы – друг брата фон Фрайзинга?

– Я бы сказал, мы с ним… в одной упряжке, – ответил доминиканец.

Иоганн вспомнил разговор с фон Фрайзингом. Вспомнил, с каким отвращением иезуит говорил о доминиканцах.

– Это верно, я ушел из деревни, прежде чем пожар стер ее с лица Земли. Но я единственный, кто выжил в этом аду.

– И ты никого не сумел спасти? – Бернард изобразил удивление. – Представляю… Заснеженная горная деревушка. Где-то вспыхивает искра или падает забытая свеча. Пламя находит пищу, разрастается и поглощает все, что оказывается у него на пути. Но никто не бьет тревогу?

Он с нарочитой небрежностью поигрывал крестом, висящим на шее, и пристально смотрел на Иоганна.

– Звучит невероятно, знаю, – спокойно ответил Лист.

Доминиканец не вызывал у него доверия. Иоганн был наслышан о «псах божьих», а этот человек явно был фанатиком.

Монах отвернулся с рассеянным видом, посмотрел на фон Пранка и на тюремщика.

– Ты ведь понимаешь, что на лжеца ложится бремя греха?

– Как и на всякого, кто поступает не в угоду церкви, – ответил Иоганн и взглянул на Базилиуса. – Мир жесток, не правда ли?

– Не мир жесток, а люди в нем, – отозвался послушник.

Крысеныш заговорил.

– Может, отложим проповедь, святой отец? У нас есть незаконченные дела с господином фон Пранком, – сказал Иоганн.

Бернард, побагровев от злости, снова замахнулся, но передумал.

– Не церемоньтесь, но сохраните ему жизнь. Я с ним еще не закончил.

Фон Пранк кивнул, и доминиканец стремительно покинул камеру. Базилиус последовал за ним на почтительном расстоянии.

Тюремщик принес ведро воды и завязанный сверток. Фон Пранк бросил ему монету и знаком велел удалиться.

У Иоганна за весь день не было во рту ни капли, и он что угодно отдал бы за глоток воды. Чем дольше Лист смотрел на ведро, тем невыносимее становилась жажда.

Фон Пранк зачерпнул кружку воды и посмотрел на Иоганна.

– Воды? Вынужден тебя разочаровать, она для меня. – Он одним глотком осушил кружку и подмигнул ему. – Порой вода лучше вина, не правда ли?

Потом распутал узлы, стягивавшие сверток, и развернул его на столе. Глазам Листа предстали начищенные инструменты, снабженные различными крюками и зубьями. Орудия боли.

– Ты всюду находишь друзей, Лист, просто удивительно. Но я не питаю иллюзий и не надеюсь, что ты скажешь мне, где искать девицу. Я просто буду получать удовольствие. – Фон Пранк сорвал с Иоганна рубашку, казалось, не очень удивившись при виде изрытого шрамами торса. – Мое почтение. Воистину, Гамелин не преувеличивал.

– Не удивительно, что вы вступили в сговор с противником.

Фон Пранк покачал головой.

– Побереги силы, они тебе понадобятся.

Он взял железный прут, на конце которого было тонкое жало, закрученное в виде спирали, и принялся ввинчивать его Иоганну в бок.

Лист закричал. Боль была невыносимая, она заполнила собой все его существо. Фон Пранк помедлил, подождал, пока не схлынет первая волна боли, и потом еще несколько раз провернул орудие.

Листа обдало жаром, тело стало дергаться само по себе. Перед глазами все закружилось; он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Это было бы спасением.

Но Иоганн знал, что фон Пранк этого не допустит. Пытка продлится не один час: его мучитель мастерски удерживал жертву на грани обморока или смерти, пока не добивался желаемого.

Лист знал, что в этот раз ему не удастся сбежать.

Прости меня, Элизабет.

Словно в ответ на его безмолвную просьбу, фон Пранк вновь провернул жало.

Наступило утро. Сквозь щели в полу пробивался яркий свет.

Йозефа умыла лицо водой из ведра и съела немного колбасы. Элизабет сидела в углу. Ночь, проведенная на жестком полу, не прошла для них бесследно.

– Останься здесь, а я посмотрю, что там можно сделать, – сказала Йозефа.

– Я пойду с тобой, – возразила Элизабет и поднялась.

– Нет. Они разыскивают двух женщин, так что я пойду одна. Отдохни и поешь хоть немного.

Девушка неохотно кивнула. Йозефа поцеловала ее в щеку на прощание и осторожно отворила дверцу в стене. Скрипнули петли. За дверцей тянулся тесный коридор, каменные стены были покрыты влагой. «Наверное, проходы между подвалами», – подумала Элизабет.

Йозефа скользнула в темноту.

– Прикрой за мной дверь! – попросила она и скрылась во мраке.

Элизабет без всякого аппетита жевала колбасу. Конечно же, Йозефа была права и им не стоило торопиться. Но она чувствовала себя такой беспомощной, как будто стояла на берегу и пыталась дотянуться до лодки. И с каждой новой попыткой лодка ускользала все дальше.

Я найду тебя.

Она произнесла эти слова перед заставой в Тироле, когда казалось, что они обречены. И она сама в это верила. Элизабет вспомнила все, что Иоганн для нее сделал.

Вспомнила тот день, когда они с дедом вытащили его из снега, едва живого.

К глазам подступили слезы. И вместе с тем ее охватила злость. На их долю выпало столько испытаний, они этого не заслуживали…

Будь оно проклято.

Черта с два, она не станет ждать. Иоганн столько раз рисковал ради нее жизнью – теперь настал ее черед что-то предпринять. Элизабет смахнула слезы, быстро умылась и растерла щеки, чтобы вид у нее был не такой измученный.

Она закрыла глаза и представила себе маленький дом, а перед ним резвился в траве ребенок, и они с Иоганном сидели на скамейке, счастливые… Вот чего они заслуживали.

Будь оно проклято!

Элизабет скользнула в темный туннель.

* * *

Туннель привел ее в подвал соседнего дома, такой же сырой и душный. Элизабет остановилась у лестницы и прислушалась.