Шекспир мне друг, но истина дороже - Татьяна Устинова

Озеров отмахнулся.

– Выходит, его смерть более всего выгодна вдове. Он бы развелся с ней, и она осталась бы с носом.

– Хорошо, – с нажимом произнес Федя. – Допустим, она леди Макбет, хотя я в это не верю. Но допустим!.. Тогда при чем Ляля? И пожар, который вы тушили? Или его тоже устроила вдова?

– Пожар, – повторил Максим. – Кто устроил пожар? Нам надо поторапливаться, Федя. Как бы в следующий раз театр не сожгли!..

– Типун вам на язык, – пробормотал суеверный Федор.

Лялю они застали в доме соседа. Она сидела за столом, по уши завернутая в серый шерстяной платок, Атаманов совал ей под нос большую кружку.

– Максим! – обрадовался Егор, когда Озеров, потопав на крыльце ногами от снега, ввалился в дом. – Здорово! Как сам?

Он всучил Ляле кружку – она приняла, – подошел и сунул ему руку, поздоровался.

– Сам ничего, могло быть и хуже. Федь, заходи, что ты там мнешься!..

– Здравствуйте, Ольга Михайловна. Как вы себя чувствуете?

– Прекрасно, – сказала Ляля и улыбнулась. – Просто прекрасно.

Федя Величковский смотрел на нее перепуганно. Она казалась осунувшейся и очень бледной, пожалуй, даже немного зеленой в неверном свете зимнего дня, на висках с желтизной. Волосы собраны в пучок, отчего нос стал заострившимся и каким-то неживым, бутафорским. Кружка, которую она держала перед собой, мелко и часто вздрагивала. Заметив это, сосед осторожно взял кружку у нее из пальцев и поставил на стол.

– Садись, Максим, и ты, пацан, тоже! Вон там стулья, тащите сюда! И чего? Может, яичницу разжарить? Небось вы не завтракавши.

– А чаю можно?

– Да сколько угодно! Давай, пацан, вон канистра, а там, на кухне, чайник. Наливай и ставь!

Федя кинулся выполнять приказание, обрадовался, что можно больше не таращиться на Лялю и не осведомляться, как ее здоровье.

Озеров подтащил стул, уселся и посмотрел Ляле в лицо.

– Да ничего, ничего, – сказал сосед бодрым голосом, – уже отошла маленько. Вчера поплоше была! И как назло целая делегация из театра здесь обреталась, насилу выставил их!..

– Юриваныч навещал, – сказала Ляля и улыбнулась Озерову. – И девочки с ним.

– Ольга Михайловна, нам нужно выяснить, кто и зачем поджег ваш дом. Вы меня извините, но придется об этом поговорить. Всерьез.

– Это точно, – поддакнул сосед. – Дела как сажа бела, серьезней некуда. Разжарить яичницу-то, Максим?

– Я не хочу.

– А пацан?

– Федь, хочешь яичницу?

Величковский, явившись из кухни, покосился на Лялю и сказал, что яичницу хочет.

– Чего вы от меня ждете? – тихо спросила Ляля у Озерова. – Я правда… плохо помню, что случилось. И не знаю, кто это был. Кто-то… страшный. Он разжимал мне зубы, и у него были такие… лапы, все в шерсти. Он залез мне в рот. Шерсть кололась…

Лицо у нее повело, зашевелились губы, задвигалось горло, лоб как будто моментально пленкой подернулся. Отбросив платок, она выскочила из-за стола, опрокинула стул… Где-то в глубине дома хлопнула дверь.

Мужчины помолчали, стараясь не встречаться глазами.

– То и дело бегает, – наконец выговорил Егор. – Рвет ее все время.

– Перчатки, – негромко сказал Федя из угла. – Человек был в шерстяных перчатках. Похоже?..

Оба – и Озеров, и сосед, – на него оглянулись.

– Слышь, пацан, ты молодец! – удивился Егор. – А она все – шерсть, шерсть какая-то!.. Я уж и не знал, что думать.

Ляля вернулась не скоро. Тихонько вошла, осторожно ступая в мягких валенках, села на прежнее место, сгорбилась и сунула руки между коленей. Сосед накинул ей на плечи платок.

– Ольга Михайловна…

– Зовите меня Лялей, – попросила она, не поднимая глаз. – Вы же раньше так меня звали и сейчас зовите! Это будет правильно. Вы мне жизнь спасли.

И сделала странную гримасу, как будто сомневалась, что ее стоило спасать.

Озеров вдруг рассердился. До этой секунды он изо всех сил жалел ее, придумывал, как бы поаккуратнее расспросить, чтоб не будить страшных воспоминаний и не вызвать кошмаров, а тут – рассердился.

…Тебя по-прежнему не интересует твоя жизнь – и смерть! – потому что они перестали интересовать артиста Земскова?.. Тебе не важно, кто именно и за что пытался тебя убить, да еще так страшно, потому что это не важно для артиста Земскова?! Ты готова сгореть заживо только потому, что этот самый артист тебя не любит?!

– Мы считаем, – начал Озеров неприятным голосом, – что человек, который на вас напал, был в шерстяных перчатках. Это именно человек, а не дьявольское отродье!.. Он дал вам выпить какой-то химии, допустим, сильнодействующее снотворное!.. Вы начали засыпать, а он поджег ваш дом и ушел. Я хочу знать, кто это был. Я хочу знать, зачем он это сделал. Думайте, Ляля. Давайте, давайте!

– Я не знаю, – пробормотала она испуганно и моргнула. – Я не знаю, правда.

– Врагов у вас нет, – продолжал Озеров. – Нет врагов, Георгий Алексеевич?

– Да какие у нее враги, Максим?! Она… посмотри на нее! Цветок ромашка она, а ты говоришь – враги.

– Тем не менее вы почти стали вторым трупом во всей этой милой истории. Случайность спасла. Вы это осознаете?.. Или не очень?

Федя Величковский подошел и осторожно тронул начальника за плечо. Он не понимал, из-за чего тот так взбеленился. Озеров не обратил на него внимания.

– Если мы не поймем, что происходит, он вернется и доделает дело, то есть убьет. Я не знаю, сожжет вас или, может, зарежет. А Егора рядом не случится, он же не может всю оставшуюся жизнь караулить у вас под дверью!

– Ты… полегче, Максим, – хмуро попросил сосед.

– Куда уж легче, – все сильнее заводился Озеров. – Федь, не сопи! Ляля, а вы не выпучивайте на меня глаза! Я не говорю ничего сверхъестественного! Вам отведено определенное место в спектакле. Вы играете какую-то роль, по всей видимости, жертвы. Вам в кабинет подкинули ключи Верховенцева, примитивный ход, согласен, но если бы Федя не дул постоянно чай, я бы не знал, что накануне в вашем буфете не было никаких ключей! Это первый эпизод. Встык следует второй эпизод – вас пытаются сжечь заживо в собственном доме! Это уже очень серьезно, и мы должны понять, кто и зачем это делает. Вы кто, Ляля?

Она помолчала, рассматривая Озерова, потом выговорила медленно:

– Я?.. Заведую литературной частью. Читаю книги и рукописи. Зарплату получаю в кассе. Всю жизнь живу здесь. То есть не совсем здесь, а по соседству…

– То есть вы – это вы, никаких секретов, тайн и подводных течений. Ничего особенного с вами никогда в жизни не случалось, вы не находили клад, не продавали иностранной разведке секретных документов, не получали в наследство берилловую диадему!.. Самое примечательное событие последнего времени – крах любви! Любовник вас бросил. Правильно я понимаю?