Малек. Безумие продолжается - Джон ван де Рюит
Шрифт:
Интервал:
Вторник, 2 июля
Верн с Карликом полдня смотрели, как я собираю чемодан. Когда я, наконец, закрыл его, оба вышли из спальни, не говоря ни слова.
Позвонила мама и сказала, что папа заедет за мной в семь утра в четверг. Подумал о Лондоне и Великобритании, и от радостного предвкушения по спине пробежали мурашки!
Среда, 3 июля
УНИЖЕНИЕ ГОДА: «НОЕВ КОВЧЕГ»
Как и предсказывал Джулиан, среди корпусов мы оказались хуже всех. С первой и до последней минуты смех в зале почти не затихал, но смеялись над нами, а не с нами. Пьеса с самого начала не задалась: Верн забыл сесть в каноэ перед занавесом, и ему пришлось заползать туда уже после того, как занавес поднялся. К сожалению, его попытка нырнуть в лодку головой вперед и при этом остаться незамеченным вызвала такой хохот, что в первые пять минут ни одного слова со сцены разобрать было просто невозможно.
Потом Деврис забыл текст и сделал вид, что роется в мусорном баке в поисках еды, как бомж, а Карлик тем временем подсказывал ему слова. (Напомню, что Деврис играет Господа Всемогущего).
Обалдев при виде Бога, роющегося в мусорном баке, Андерсон забыл свои слова. Повисла долгая пауза, в течение которой все мы (звери) стояли как истуканы в ожидании, пока Андерсон (Ной) что-нибудь скажет. Чтобы заполнить паузу, Саймон (голубая австралийская овца) робко заблеял.
При этом кое-кто из актеров не выдержал и расхохотался, однако память к Андерсону не вернулась. Наконец он объявил, что пойдет посмотрит, как там ковчег, подошел к каноэ, наклонился и сунул голову в дырку. Послышался громкий шепот, после чего Верн, отчаявшись, начал громко выкрикивать текст Андерсона из лодки. Эмбертон выступил вперед, указал на каноэ и провозгласил: «Услышь голос Божий!» Все упали со смеху (включая актеров и зверей), но тут Верн вылез из лодки под оглушительный хохот и аплодисменты. Поклонившись зрителям, он повернулся к Андерсону и стал показывать ему его строки в сценарии. Андерсон, как мог, попытался сгладить ситуацию и объяснить, почему суфлер вдруг появился на сцене. Он обозвал Верна бомжом, который нелегально поселился в ковчеге. Верн ужасно растерялся и стал в отчаянии пролистывать сценарий в поисках упоминания о бомже. Не зная, что делать, Андерсон повернулся к другим актерам и продолжил играть свою роль. Верн понял, что облажался, пригнулся и тихонько уполз со сцены на корточках с совершенно безумным видом.
А потом стало еще хуже. На сцену вышел Роджер, начал мяукать на ковчег и звать Верна. Щука выскочил вперед и воскликнул: «Ной, смотри, киска!» Вся школа снова взорвалась со смеху. Бедняга Роджер с перепуга бросился прочь. Тут Рэмбо вышел вперед, схватившись за гигантские голубые яйца, и выкрикнул: «Узри!»
Мой выход в роли Голубя мира был полным позором. Вдобавок ко всему посреди сцены у меня отвалилось одно крыло. Говорящий павиан Рэмбо выступил вперед и сказал, обращаясь к Ною: «Мой Господин, твой Голубь мира совсем развалился». Я сел за кулисами, ожидая, когда этот кошмар кончится. Щеки горели от стыда.
Потом оказалось, что Ною с приятелями не хватает сил, чтобы поднять якорь (Жиртреста) из оркестровой ямы. Когда стало ясно, что якорь засел там намертво, Верн (за которым по пятам следовал Роджер) вышел из-за сцены и вместе с остальными стал тянуть веревку. Спустя некоторое время к ним присоединился и Господь Всемогущий, а потом и другие. Вместе им удалось подтащить Жиртреста к самому краю сцены. К сожалению, затащить его наверх так и не вышло. Бедолага рухнул головой вниз в оркестровую яму, откуда послышался визг и лязг тарелок. К счастью, Щука (который прятался в осветительной) решил, что пора положить конец всему этому безобразию, и погрузил сцену в темноту, после чего включил песню «Это конец света, каким мы его знаем».
Судьей театрального конкурса была пожилая женщина, которая раньше была большой шишкой на радио «Спринг-бок». Она назвала нашу пьесу «аномалией». Единственным плюсом, по ее словам, была игра психически нездорового бомжа (суфлера) — «чрезвычайно реалистичная и глубоко трогательная».
Ребята из корпуса Барнс восприняли конкурс чересчур серьезно и поставили интеллектуальную пьесу под названием «Мои следы на воде». Они и выиграли приз. Пьеса была жутко скучная, хотя судья назвала ее «зрелой и осмысленной» .
После отбоя заранее попрощался с Безумной Восьмеркой, а потом еще несколько часов лежал без сна, думая о Лондоне и о том, как странно, что уже завтрашнюю ночь я проведу на борту «Боинга-747». Потом вспомнил о прекрасной Аманде и о том, как мы целовались на кровати, как любовники. Но тут перед глазами возник образ Русалки в бикини, и срочно пришлось думать о крикете.
Четверг, 4 июля
ЗАГРАНИЧНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ МИЛЬТОНОВ НАЧИНАЕТСЯ
12.00. Предки, Вомбат и я приехали в аэропорт на большом желтом такси. Всю дорогу мама с Вомбатом обсуждали последние сплетни нашего района. У главного папиного приятеля Фрэнка (он остался присматривать за нашим домом и кормить Черныша) новая подружка, которой всего девятнадцать. (А самому Фрэнку сорок девять!) Мама сказала, что это просто тошнотворно. Вомбат заявила, что это смешно. Папа сказал: «Повезло ублюдку». Мама с Вомбатом притворились, что не слышали его, и потребовали, чтобы я высказал свое мнение по поводу Фрэнка. Я не знал, что ответить, поэтому провернул фирменный фокус, которому научился на собрании общества «Африканская политика» (покачал головой и с одиноким видом уставился в окно). Очевидно, это сработало, потому что мама воскликнула:
— Вот видишь, мам, это просто отвратительно! Даже Джонни расстроен.
Вомбат заметила, что Фрэнк этой девице в отцы годится. Тогда папа вмешался и процитировал:
— Седина в бороду... — К сожалению, он забыл продолжение поговорки и, замявшись, добавил: — Ветер в голову!
К концу поездки даже Элвин Найду, наш таксист, качал головой, возмущаясь поведением Фрэнка и его девятнадцатилетней подруги.
Маме, наконец, удалось убедить Вомбата навестить ее сестру в Брайтоне и покончить с многолетней враждой. Папа взглянул на меня и заметил: «Боюсь, как бы наша бабуля не покончила с сестрой». Расспросил маму про сестру Вомбата, но та сказала, что ей нужно сосредоточиться на том, чтобы не потерять наши паспорта, а на вопросы у нее нет времени.
12.45. Вомбат поругалась с таксистом по поводу оплаты. Мол, сорок баксов — грабеж средь бела дня, к тому же Элвин — индус и она все знает о его проделках. Элвин ткнул пальцем в счетчик и сказал, что ничего не может сделать. Тогда Вомбат обвинила его в том, что он подкрутил счетчик, и потребовала вернуть деньги плюс компенсацию за моральный ущерб. В следующую секунду из динамиков такси раздалась громкая церковная музыка (видимо, вместо того, чтобы выключить счетчик, Вомбат включила радио). В конце концов бабуля вылезла из машины и сказала:
— Удалось сбить до тридцати пяти. Безобразие какое! У нас в стране такого бы ни за что не случилось. — С этими словами она похлопала меня по плечу и проговорила: — Помни, Рой, копейка рубль бережет.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!