Следы на песке - Мишель Бюсси

– И тебе известно, что в нем было?

– Слово в слово, дорогая! Сын сенаторши признался, что вся его жизнь состояла из лжи, и он решил положить этому конец, и что на нормандском пляже погибнуть должен был он, а погиб другой парень.

Алиса напряглась.

– Не обижайся, тетя Понни, но история похожа на домысел. Как кто-то мог узнать содержание письма? В тебе я не сомневаюсь, но ты сама сказала, что миссис Арлингтон никому письмо не показала.

– Миссис Уотерс рассказала горничная сенаторши, – обиженно ответила Понни. – Это она нашла самоубийцу – утром, в машине.

– Спасибо тебе огромное, тетя Понни, ты правильно сделала, что разбудила меня, – дело того стоило.

– Не за что, милая. Мы в деревне все тебя помним. Ладно, побежала… Увидимся на тридцатилетии свадьбы Бена и Голди.

– А… Конечно, до скорого свидания, – ответила Алиса, понятия не имевшая, кто такие эти Бен и Голди. – Еще раз спасибо!

Алиса закончила разговор в семь утра с минутами, ей не терпелось сообщить новости Нику – она поверила в невероятную историю тетушки, – но пришлось ждать до девяти.

Ник, как она и предполагала, воспринял рассказ всерьез.

– Подобные сплетни часто кажутся выдумками, а оказываются правдой. Наконец у нас появился новый след. Ах, если бы судья выдал ордер на обыск дома миссис Арлингтон. Она наверняка сохранила записку. Ни одна мать, даже самая худшая на свете, не сожжет и не выбросит прощальное послание сына. Даже Эмилия Арлингтон.

На следующий день Ник обратился к судье Каплану, который в этом деле проявлял крайнюю осторожность. Миссис Арлингтон была политиком с обширными связями, а он – рядовым судьей. Конечно, не начинающим, но и не достигшим потолка – во всяком случае, он на это надеялся. Каплан внимательно выслушал рассказ Ника о том, что в расследовании наметился новый поворот, а также о странных совпадениях.

Комментировать услышанное судья не стал. Каплан не был поборником справедливости, одним из тех рыцарей правосудия, которые нюхом чуют нечистоплотность коллег, не боятся призвать к ответу неприкасаемых, защищают слабых, но невиновных. Каплан хотел сделать карьеру, но умел терпеть и ждать. До сих пор в этом деле он руководствовался исключительно прагматизмом. С Эмилией Арлингтон судья был неизменно предупредителен, но сейчас ветер явно подул в другую сторону, а если еще и всплывет неоспоримое доказательство, ситуация развернется на сто восемьдесят градусов.

Каплан напряженно размышлял. Он мог по-прежнему изображать сверхосторожного юриста, рискуя прослыть робким, даже трусливым, чинящим помехи Фемиде. А в худшем случае – продажным. Но не исключено, что ему выпал уникальный шанс – заработать имя на резонансном деле. Выступить против сенатора США очень рискованно. Материальной выгоды никакой, но при удачном исходе журналисты споют осанну его неподкупности и честности, объявят оплотом справедливости, поборником истины, ради которой он готов пожертвовать даже карьерой.

Звучит красиво.

Если появятся убойные свидетельства, никто не встанет на защиту миссис Арлингтон. А что будет в противном случае – если он ввяжется, а этот частный детектив ничего не найдет? Ну отберут у него дело, а потом повысят, предложив переехать в другой штат.

Правосудие в нашей стране, думал Каплан, функционирует благодаря честолюбию судей, а не их честности. Никакое место под солнцем, ни один чемодан долларов не перевесят пяти колонок на первых полосах газет с упоминанием имени. А уж о телевидении, способном сделать человека национальным героем, и говорить нечего.

И судья Каплан дал добро на обыск в доме Эмилии Арлингтон. Наутро полицейские застали сенаторшу полностью одетой и накрашенной, она пила кофе и читала газету. Обыск не занял и десяти минут: хозяйка дома явно ничего не опасалась и хранила прощальное послание сына в ящике прикроватной тумбочки.

Когда полиция удалилась, миссис Арлингтон посмотрела на Марию, и та поняла, что ее работа у сенаторши окончена и им с мужем надо срочно перебираться как можно дальше от Вашингтона.

28 ноября 1964

Лафайетт-сквер, Вашингтон

Вторая половина того дня выдалась бы на редкость приятной, если бы не ветер, залетевший повеселиться на улицах Вашингтона. Громко хлопали звездно-полосатые флаги. Листья, окурки, бутылки из-под кока-колы, объедки и прочий мусор летели, катились и прыгали, заставляя прохожих уворачиваться. Стоявшие на посту у Белого дома гвардейцы больше не напоминали неподвижные восковые фигуры, они то и дело хватались за головные уборы – не дай бог улетят, вот будет позору. Туристы смеялись и фотографировали их.

Кое-как укрыться от непогоды удавалось только под деревьями Лафайетт-сквера. В парке обреталась разная публика. Преобладали чиновники из администрации президента – тут они обычно устраивали короткую передышку на ланч и бежали дальше по делам, а рядом, если не на тех же скамейках, сидели и лежали бедолаги всех мастей, бездомные, безработные, потерявшие семьи, в основном чернокожие. Никто ни к кому не цеплялся.

Лавочки, деревья и вид на Белый дом принадлежали всем.

Белые воротнички держали в руках газеты, но, просмотрев результаты матчей, отправляли солидные издания в урну или оставляли на лавочке, на радость какому-нибудь нищему. Иногда подобравший газету сначала проглядывал страницы, но чаще сразу заворачивал в нее бутылку. Алкоголизм – в отличие от бедности – порок, так что если хочешь выпить в общественном месте, замаскируй свой дешевый виски.

Алиса уже десять минут сидела на скамейке. За ней из густой кроны большого дерева с любопытством наблюдала белка. Алиса смотрела в другую сторону, на угадывавшийся вдалеке Белый дом.

Какой же он жалкий! Возможно, во времена архитектора Пьера Ланфана здание было видно отовсюду и впечатляло, но сегодня место, где решаются судьбы планеты, средоточие тайн и интриг, место, о котором грезит мир, терялось среди высоких построек. Казначейство, Декейтер-Хаус – Национальный центр истории Белого дома, министерство торговли и Художественная галерея Коркорана – все они выглядели куда внушительнее. Рядом с ними Белый дом казался крошечным – как измученная жизнью старушка в толпе молодых и здоровых горожан. Реши снайпер подстрелить главу государства, к его услугам были десятки превосходных позиций. Белый дом защищали лишь низкая золоченая ограда и несколько марионеток в военной форме. Да уж, это не Версаль, не пекинский Запретный город, не Кремль…

Не исключено, что Белый дом сделали таким намеренно, думала Алиса. Олицетворение американской мечты. Символ страны, где нет ничего невозможного, где даже самые могущественные граждане не являются неприкасаемыми. Даже сенаторы. Даже Эмилия Арлингтон.

Внезапно раздался хлопок. Любопытная белка мигом скрылась в листве. Алиса обернулась, и сердце у нее забилось быстрее. Вдоль ограды парка пронесся мотоцикл, оставляя за собой шлейф черного дыма. Через мгновение его рев слился с шумом уличного движения.