Следы на песке - Мишель Бюсси

Ральф выдохнул.

– Имея ваше свидетельство, – продолжила Алиса, – и договор…

– Насчет свидетельства… это нужно обсудить. А на договор не рассчитывайте.

– То есть как?! У вас ведь есть экземпляр?

– Он у меня был. По телефону вы назвали меня клятвопреступником, сказали, что я не заслужил доверия Лаки. Но я пытался исполнить свой долг перед ним! В сорок четвертом я приехал в Вашингтон, чтобы все рассказать, – у меня был ваш адрес. Консьержка дома в Рок-Крик может подтвердить. Она сказала, что от вас нет известий. Давно.

Алиса на секунду задумалась, потом спросила:

– И что вы сделали потом, Ральф?

– Ничего! Вы исчезли. Война закончилась. Я жил в пятистах милях от Вашингтона. Я не радовался, что Арлингтон вышел сухим из воды, но что еще я мог?

– А как же родители Лаки? Они остались в Личфилде.

– У меня не было адреса.

– Но Лаки вписал фамилии отца и матери в один из пунктов договора.

– Все верно, вы хорошо осведомлены. Вот только договор был уничтожен. В один из двух джипов с вещами Девятого отряда попал снаряд, тогда же, у Шато-ле-Дьябль.

– Вы не держали документ при себе?

– О чем вы! Мы должны были высаживаться прямо в воду. Естественно, договор остался в вещмешке, но ваш адрес я запомнил, а вот адрес родителей Лаки… И почему я перед вами оправдываюсь? Я сдержал слово, вот только вы исчезли. Моя жизнь продолжалась, и я решил забыть прошлое.

Алиса растерялась. Спокойно! – приказала она себе. Показаний Финна будет достаточно – даже без договора.

– Почему вы не отвечали на наши объявления, Ральф? Дело в прозвище?

– Да… Наверное… Ну, честно говоря, нет… Дело в другом. Полгода назад я увидел Алана Ву.

– На снимке в газете?

– Нет, по телевизору. В передаче «Ищем свидетелей». Среди десятка неопознанных погибших было и его фото. Ведущий сказал, что этого человека сбила машина. Двадцать лет прошло, но я узнал Алана. И понял, что правильно поступил, не откликнувшись. Лучше прикинуться покойником, чем стать им. Понимаете?

– Вы готовы дать показания, Ральф?

– Разве у меня есть выбор?

– Нет. Ваша фамилия в списке, который лежит на столе судьи Каплана. А он настроен крайне решительно.

– Браво, мисс Куин. Вы загнали меня в ловушку, но и в кабинете этого сурового Каплана, и в зале суда я расскажу только то, что захочу. Я последний свидетель, а Эмилии Арлингтон точно не понравится, если я раскрою правду.

– Дадите показания против сенаторши – окажетесь в лагере победителей. Течение, по которому вы плыли, уже переменило направление, Ральф.

– Вам легко ворошить прошлое двадцать лет спустя. Терять нечего, а на кону полтора миллиона.

Не отвечай, Алиса, не спугни его.

– Я прошу об одном, Ральф: скажите правду.

– Вы еще хуже Арлингтонов. Пообещайте называть меня в суде Ральфом Финном. Только и исключительно Ральфом. Это мое условие.

– Обещаю.

Ральф все еще сомневался.

– Можем подписать договор, боюсь только, вы и его потеряете.

Алиса сразу пожалела о сказанном, но Ральф должен чувствовать ее решимость, знать, что она беспощадна – почище миссис Арлингтон.

– Вы жестокая женщина, мисс Куин. Но я сделаю, как вы просите, я любил Лаки.

– Я тоже.

13 января 1965

Суд округа Фогги-Боттом, Вашингтон

– Вы не представляете, ваша честь, на что в бою способен человек, – говорил Ральф Финн. – Если бы до войны или даже сразу после меня попросили залезть на что-нибудь выше двух метров, я бы не смог, я с детства боюсь высоты. А в Нормандии мы, насквозь промокшие и замерзшие, штурмовали огромную скалу под пулеметным огнем – и не чувствовали страха! Когда Лаки подорвал бетонную стену и уцелел под обстрелом, у всех нас будто крылья выросли. Мы рвались вперед без единой мысли в голове, и ничто не могло нас остановить.

Этот парень – отличный свидетель, думал адвокат Легри. Явно трусит, но справляется. Во втором акте нашего представления – главная звезда.

На заседание не вызвали уже опрошенных свидетелей, Финн солировал, воссоздавая контекст (тот самый пресловутый контекст, который нередко влияет на ход процесса), и делал это с блеском. Легри почти восхищался им, хотя миссис Арлингтон оказалась в трудном положении.

Адвокат слушал внимательно, найдя чем занять свои беспокойные руки. Он подцепил за кончик нитку из сиденья стула и накручивал ее на указательный палец так туго, чтобы остался красный след, затем осторожно вытягивал следующие пять сантиметров и мотал дальше. Легри чувствовал сладкую боль и… облегчение. Дело дурно пахнет, а он купился как новичок. Коротышка Каплан вовремя переметнулся и взял самоотвод, но адвокат так поступить не может. Легри выиграл двадцать четыре процесса, семнадцать раз добился прекращения дела. Он всегда тщательно выбирал клиентов – и вот промахнулся, его ждет фиаско. Робин терпеть не мог уголовные дела, предпочитая им финансовые махинации, на худой конец – любовные разборки, адюльтеры… Но убийства не его конек. Кроме того, клиентка с самого начала врала ему, а ложь он ненавидел сильнее всего на свете.

Адвокат чуть сильнее дернул нитку, но сдержался из страха порвать ее, а свидетель все говорил и говорил.

Разве может адвокат нормально работать, если клиентка ему не доверят? Он знает, что такое профессиональная честь, он умеет молчать не хуже священника, которому исповедался преступник. И о чем только думала эта старая ведьма?

Ральф Финн закончил рассказ о войне, канонада стихла, рейнджеры возвращались домой. Скоро настанет черед адвоката ответчицы. Ральф свою задачу выполнил. Он, последний живой свидетель, подтвердил, что договор существовал, что Лаки и Оскар поменялись номерами, что Алиса Куин должна была получить полтора миллиона долларов. Ладно, за работу! Спасай то, что еще можно спасти.

Робин Легри встал, без малейших сожалений оборвав нитку.

– Мистер Финн, – начал он, – вы, безусловно, отдаете себе отчет в том, что являетесь единственным непосредственным свидетелем событий военной поры.

– Безусловно.

– Досадно, что нам снова, как и в прошлый раз, не предъявили никакого материального доказательства, одни только воспоминания.

– Я объяснил, что договор сгорел в джипе…

– После воистину чудодейственного взрыва!

Сидящие в зале рейнджеры зароптали: один из их товарищей погиб за рулем той машины.

Судье пришлось стукнуть молотком: тишина!

Глупо, подумал Легри. Слово «чудодейственный» подействовало на них как красная тряпка на быка, но мне трудно работать в подобных обстоятельствах. Сенаторша уперлась и не желает признать себя виновной.