А ты попробуй - Уильям Сатклифф

О, Господи! Это была Лиз. Пусть в индийском наряде, но это определенно была она. Все та же напряженная и одновременно плавная походка.

Я швырнул фрисби Умпту, сказал, что больше не играю, и долго смотрел, как она усаживается в дальнем углу зала. Я так и не понял, видела она меня или нет. После минутного раздумья, не обращая внимания на колотившееся сердце, я двинулся в ее сторону. Я старался дышать реже, чтобы спрятать волнение, но вместо этого вообще перестал дышать, отчего волнение целиком вылезло наружу.

Подойдя ближе, я увидел, что сари дело не ограничилось, на лбу у нее красовалась темная точка. Что за блядство!

– Привет!

– Привет.

Она презрительно усмехнулась и стала смотреть в сторону. Всего минуту назад, когда она появилась в зале совсем одна, мне стало ее жаль, но этого надменного взгляда оказалось достаточно, чтобы вспомнить, как сильно я ее ненавижу.

Однако, я решил держаться по-дружески, поскольку это был лучший способ вывести ее из себя.

– Тебя это не удивляет?

– Что?

– То, что мы встретились.

– Вообще-то мы брали билеты на один и тот же самолет. Я бы не сказала, что это такая уж неожиданность.

– Ааа, ну да. Совсем забыл.

Она быстро на меня посмотрела и ничего не сказала.

– Когда ты вошла, я подумал, что это какая-то альбиноска.

– Очень остроумно.

– А потом не поверил своим глазам. Что за маскарад?

– Просто я приспособилась к индийскому климату и культуре. Для этого я сюда и ехала, если ты еще не понял.

– Сдуреть можно. На Пикадилли[42]на тебя будут оглядываться.

– Меня встречают родители.

– Дома все равно придется переодеваться.

– Смотря что понимать под домом.

– Дом – это дом. Там, где живут твои папа с мамой.

– Я не считаю его своим домом. Я переехала.

– И где же тогда твой дом?

– Там, где я захочу.

– Значит, так и собираешься таскать на себе это сари?

Она бросила на меня высокомерный взгляд.

– Может я и привыкну снова к Англии, но сейчас мне трудно вспомнить, какая она.

– Холодная. Сырая.

– А ты все такой же нытик.

– Это не нытье. Я рад, что возвращаюсь. Это было весело, но – знаешь – жить тоже нужно.

Произнося эти слова, я чувствовал, что голова у меня идет кругом. Совершенно неожиданно до меня вдруг дошло, что я действительно возвращаюсь домой. Пройдет совсем немного времени, я влезу в железный ящик, и он доставит меня в Англию, в настоящую жизнь. Через две недели начнется университет. Придется работать – читать настоящие книги и писать.

– Жить тоже нужно? Как это типично. Ты типичный европейский карьерист.

– Да? А что же ты собираешься делать? Таскать весь этот хипповый хлам по Англии? Спустись на землю, эй.

– Неужели ты совсем не изменился? За целых три месяца Индия не оставила на тебе ни малейшего следа.

– Следа? Не оставила следа? Можешь мне поверить – это как попасть под машину. Я теперь совсем другой человек.

– Да, конечно.

– Да, конечно.

– В чем же это выражается?

– Я... ты знаешь, я вырос. Я был ребенком – теперь я ответственный взрослый человек.

– Ты и раньше был слишком самоволен, Дэйв. Я не думаю, что лишняя самоуверенность пойдет тебе на пользу.

– Самовольный и ответственный – разные вещи. Самовольными бывают дети, взрослые самостоятельные.

– Значит ты теперь взрослый и ответственный, так?

– Если тебе так хочется, да.

Она закатилась от смеха.

– А пошла ты! Какого хуя я вообще с тобой разговариваю?

– Ты просто очаровашка.

– Не смей так со мной обращаться, ты – снобливая сука.

– Оох! Это теперь называется взрослый и ответственный?

И она снова засмеялась.

– Слушай – последи за собой, пожалуйста. Будешь продолжать в том же духе, я... боюсь, мне придется рассказать Джеймсу о вашей Внутренней Йоге.

Смех оборвался.

– Откуда ты знаешь?

– От одной маленькой птички, которую я случайно поймал на пляже. Так вышло, что мы с ней прекрасно провели время.

– Ты видел...

– Я больше ничего тебе не скажу. Но мне все подробно изложили.

– Слушай, Дэйв. Не забывай, пожалуйста, что ты потратил полгода на то, чтобы трахнуть девушку своего лучшего друга, так что не надо корчить из себя шантажиста.

– Никто не корчит шантажиста. Я просто предлагаю нам обоим сделать над собой усилие и установить некое подобие цивилизованных отношений. Ни тебе, ни мне не понравится, чтобы весь Лондон чесал на эту тему языки.

Она посмотрела на меня одним из своих проникающе-жестких дьявольских взглядов.

– Я рассчитываю никогда больше тебя не видеть, – с этими словами она подняла с колен книгу и углубилась в чтение.

Несколько секунд я смотрел, как она читает, пока до меня не дошло, что за Лиз, как обычно, осталось последнее слово.

– Будем надеяться, – пробормотал я себе под нос и ретировался.

Я рулил из Хитроу[43] до дома, и не мог отделаться от ощущения, что впервые попал в Лондон. Неужели бывают на свете такие чистые улицы, такой ровный асфальт, из животных – только ухоженные собачки на поводках, машины, которые ездят, словно в полицейском ролике о дорожных правилах. Никто не слоняется просто так – люди целенаправленно движутся туда, куда им нужно. И у каждого будто свой маленький панцирь, спрятанный за стеклами очков, под плащами или даже в торопливой походке.

И почему-то очень смешными показались мне английские номерные знаки на машинах. Вообще все это больше походило на кукольный городок, чем на столицу государства. Что-то очень нереальное – как пародия на маленькую смешную глупую Англию.

* * *

Первым делом, войдя в дом, я выпил залпом стакан воды – прямо из-под крана. Какое блаженство! Мама спросила, что хочу на обед, и я пожелал стэйк с зеленой фасолью и молодой картошкой. Она тут же достала все, что нужно, из холодильника и взялась за стряпню, сказав, что точно знала заранее, чего мне захочется.

Пока я ел, она забрасывала меня вопросами с такой скоростью, что я не успевал отвечать. Стоило мне начать какую-нибудь историю, как она через две фразы перебивала ее вопросами типа что я ел, где спал, как стирал одежду, и прочим нудным хламом, который не давал мне никакой возможности изложить, чем же в действительности было мое путешествие. Чем дольше я говорил, тем труднее становилось объяснять. Она попросту не понимала, о чем идет речь. Между ее и моим миром не осталось ни одной точки соприкосновения. Все равно, что объяснять медузе баскетбольные правила.