Прорыв "Зверобоев". На острие танковых ударов - Владимир Першанин

– Вы что, специально проверяли? – насмешливо спросил замполит.

Санбатовский замполит в майорском звании тоже в свое время повоевал, был дважды ранен. Фронтовиков понимал и с лишними нравоучениями не лез. Он знал, с какой целью примчался ревнивый комбат. Совсем не мужская склока, которую раздувал немолодой майор, раздражала замполита.

– Проверял! Да-с, проверял. Ваш капитан-танкист меня так за руку схватил, что чуть не оторвал. Это называется раненый! И второй, как его там, Чистяков… плечищи широкие, морда круглая, а все отлеживается.

– Ты этих ребят не трогай. Они повоевали дай бог каждому. Оба награждены недавно.

– И что теперь, до конца войны в койках валяться?

Пока шел этот разговор, Марина торопливо оформила выписку и на несколько минут забежала попрощаться. Обняла, крепко поцеловала Чистякова:

– Живи, Саня, не погибай. Прости, что так получилось. И вам, ребята, удачи.

Вечером с тоски Саня напился вместе с Шаламовым, а на следующий день получил письмо от младшего брата Феди. Тот написал восторженное письмо, что закончил училище, получил «младшего лейтенанта», пистолет и направлен на фронт. Как прибуду на место, пришлю адрес своей полевой почты.

Саня глянул на штемпель. Три недели шло письмо. Наверное, братишка уже на передовой. Может, в бою побывал, а может, что и похуже случилось. Не откладывая решение в долгий ящик, направился к хирургу, проситься на выписку. Тот осмотрел заживающие раны и поинтересовался:

– Сам додумался или уже знаешь?

– Что знаю? – начал догадываться Чистяков.

– Приезжал вчера один дятел. Слюной брызгал, обвинял, что мы тут выздоровевших неделями держим, а они с чужими бабами гуляют. Сегодня комиссия назначена. Шаламов тоже наверняка вылетит, да и другие не залежатся.

– Вот ведь сволочь, – выругался Саня. – При чем тут Шаламов?

– Бабы до добра не доведут. Особенно чужие. Ладно, иди в строевую часть, оформляй документы.

Получил на руки справку о ранении, переоделся и сходил попрощаться с ребятами. Обещал Ивану Олейнику сразу же сообщить о результатах разговора со своим начальством. Юрий Федотович Шаламов, не терявший присутствия духа, весело объявил:

– Мы здесь тоже не задержимся. Сегодня комиссия будет, меня и вон того отважного минометчика точно выпишут. Да и Олейник, наверное, не дождется твоего ответа. Увидимся еще, Санька! Вместе воевать будем.

Если бы знал танкист Шаламов, как близок он к своему предсказанию!

Когда Чистяков на старом «ЗИС-5» выехал на проселочную дорогу, увидел два встречных грузовика с ранеными бойцами. Передняя машина была исклевана осколками, в бортах виднелись свежие пробоины.

Раненые сидели и лежали. В задней части кузова виднелись тела, накрытые плащпалатками, – умерли в дороге. Где-то шла война, к которой надо было снова привыкать после нескольких недель тишины.

Двадцать девятого августа 1944 года завершилась Львовско-Сандомирская наступательная операция. Она проводилась с целью разгрома группы немецких армий «Северная Украина», освобождения западных областей Украины и юго-восточных районов Польши.

Войска 1-го Украинского фронта, при поддержке соседних фронтов, продвинулись за полтора месяца боевых действий на 350 километров. Были освобождены города Львов, Станислав, Рава-Русская, Перемышль и ряд районных центров.

Советские войска форсировали Вислу и захватили несколько плацдармов на ее западном берегу. По официальным данным, было разгромлено сорок немецких дивизий. Лукавая наша статистика даже спустя много лет, давая сведения о людских потерях в этой операции, учла потери лишь 1-го Украинского фронта. Они составили 65 тысяч погибших и 220 тысяч раненых. К исходу 29 августа 1944 года измотанные боями войска фронта перешли к обороне.

Тяжелый самоходно-артиллерийский полк подполковника Пантелеева проходил переформировку в лесном массиве, недалеко от польского города Жешув, километрах в сорока от линии фронта. Снова встреча со старыми друзьями, приподнятое настроение, хотя многих уже не было в живых или лечились в госпиталях.

Иван Васильевич Пантелеев обнял Чистякова, оглядел старую потертую форму с двумя орденами и тремя нашивками за ранения. Знали друг друга с ноября сорок второго года, когда сержант Чистяков был курсантом Челябинского танкового училища, а капитан Пантелеев командовал их учебной батареей.

– Ну как настроение, Саня?

– Нормальное, Иван Васильевич.

– Наслышан, как ты за немецким бронепоездом гонялся, – сказал Пантелеев. – У него зенитки любую цель за два километра берут. Крепко рисковал.

Саня озабоченно посмотрел на командира полка и осторожно заметил:

– Он бы всех ребят на том переезде перебил. А так хоть какой-то шанс. Я локомотив хотел поджечь.

– Не каждый бы решился, смелый ты парень. Представляли тебя к Красному Знамени, но политотдел не утвердил. Вот если бы Чистяков бронепоезд уничтожил, тогда бы заслужил.

– Это же не грузовик или танк, – удивился Саня. – Как его уничтожишь одним орудием?

– Политотдел в такие мелочи не вникает, – засмеялся командир полка. – Поэтому ограничились Красной Звездой. Не в обиде?

– Конечно, нет. Все нормально.

Посидели, поговорили, вспомнили тех, с кем воевали с лета сорок третьего на Курской дуге. В блиндаж подполковника без конца заходили люди, звенел телефон. Спокойно посидеть не удалось.

– В общем так, Саня, – сказал Пантелеев. – Поговорить нам все равно не дадут. Иди, принимай батарею. Сходи вначале к старшине, получи новую форму, комбинезон. Пока у тебя две машины, остальные получишь по мере поступления техники. Обещают по четыре самоходки в каждой батарее и одну командирскую. Так что в полку, если не обманут, семнадцать машин будет.

Встретил начальника разведки Григория Ивановича Фомина. Он стал заместителем командира полка. К старым наградам прибавился орден Красного Знамени. Тоже посидели, покурили, вспомнили рейд.

– Вас из старых командиров батарей двое осталось: Глущенко Сергей Назарович и ты. Одну должность укомплектовали, ну и четвертого комбата ждем из резерва.

– Микола Зарудный жив?

– Живой. Только до сих пор в госпитале лежит. Всего изрезали, три ребра удалили. Если и выйдет, то к строевой службе вряд ли пригоден будет.

Саня вспомнил о просьбе Ивана Олейника, рассказал ситуацию Фомину. Тот выслушал внимательно. Протягивая Чистякову папиросу, отрицательно покачал головой:

– Кадры и политработники его не пропустят. Два года в оккупации – не шутка. А справкам, что капитан Олейник подпольщикам чем-то помогал, наши особисты не слишком верят. Он же не в партизанском отряде с оружием воевал. На немцев работал, хлеб выпекал. Как его еще звездочек не лишили. Пусть воюет, куда направят.