Доминион. На краю Вселенной - Игорь Марченко

— Эти бойцы отличаются отменной трусостью. Нужно вывести из строя главарей.

— Попробуем…

Население клетки номер триста сорок четыре быстро стало собираться вокруг корыта, наполненного нашим завтраком, обедом и ужином в одном флаконе. Этого едва хватало, чтобы не протянуть ноги в первую неделю пребывания здесь. Я же целых три недели вынужден был разбивать черепа конкурентам, претендующим на право улететь в систему Проциона, на печально известную планету Ярость I. Именно там находилась крупнейшая исправительно-трудовая колония самого строгого режима. Это знал даже ребенок.

— Эй, червяк, скоро и твое мясо окажется в корыте! С удовольствием попробую его на вкус…

Проходя мимо меня, огромная рептилия с Сафрона по кличке Живоглот не удержалась от ехидного оскала желтых клыков. Ростом под два метра, с внушительной мускулатурой, Живоглот был самым сильным среди заключенных. Его дружок, Кривой, был инсектом — насекомообразным гуманоидом, которые отличались свирепостью нрава, подлостью поступков и жестокостью в бою.

Многочисленный сброд, состоявший из военнопленных и захваченных в плен гражданских, был помещен сюда с единственной целью. Естественный отбор. Здесь выживали лишь самые сильные, а слабых пожирали свои же сокамерники. Это было место, где выжившие ждали отправки на астероидные рудники глубокого космоса, а в худшем случае — в могилу. И лишь очень немногие, кого запишут в команду для переправки на Ярость I, могли рассчитывать прожить еще пару сезонов. Постоянные драки и убийства были нормой жизни. А жестокие издевательства скучающих охранников — привычкой. Сытые и хорошо вооруженные твари, именующие себя людьми, каждый божий день только и делали, что придумывали новые пытки. Вчера, сковав за ноги двух аркадианцев одной цепью, они заставили бедолаг отпиливать себе скованную ногу виброполотном. Тот, кто отпиливал последним, «милостиво» получал пулю в лоб, а кто первым, имел все шансы полакомиться хорошо прожаренной нижней конечностью своего менее удачливого напарника. Охранники веселья ради чествовали победителей, оказывая им посильную медицинскую помощь, всячески подкармливая и ставя другим в пример. Но очень скоро и это им надоедало, и тогда можно было лишь гадать об очередном испытании, рожденном в глубинах больного воображения.

Беспокойными ночами, когда измученная свора обитателей клетки впадала в тревожный сон, я пытался вспомнить, кто я такой и как оказался здесь. Воспоминания были разрозненными и туманными. В моих кошмарных снах чудовищные существа копались у меня в мозгах, высасывая память, словно отвратительные плотоядные пиявки с Зеуса. Ощущение пустоты не давало ни минуты покоя, вынуждая в страданиях вспоминать подробности прошлого. Пока все, что удалось вспомнить, — это грандиозные наземные сражения и безликие парни из легиона. Как же я мог сюда угодить? Никогда прежде ни один человек из моего подразделения не попадал в плен! Чувство унижения душило меня каждый раз, когда ухмыляющаяся рожа охранника заглядывала в железный загон и после плевка в нашу сторону исчезала из виду. Для меня жизнь за решеткой была хуже смерти. Даже когда я закрывал глаза, решетка не исчезала из головы, а просто отступала на задний план. Может быть, пора покончить со своим позором? Для этого есть действенные методы, которым нас обучали еще в учебном лагере. Я мог сломать себе шею собственными руками.

Нет, смерть — это когда будет уж совсем невмоготу.

— Не спи! — толкнул меня в бок Грыз. — Скоро наш выход, босс…

Боссом меня называл только Грыз. Я однажды хорошенько отколошматил его за воровство еды, а потом взял себе в подручные, которые в любой камере были необходимы как воздух. Все остальные заключенные нашей клетки знали меня под кличкой Сержант. Когда я начинал осторожно расспрашивать о войсках Империи — которые, на мой взгляд, наверняка были на этой планете, — все, тихо посмеиваясь, убеждали меня в невозможном: в падении Империи. Долго это я не выдерживал и, придя в ярость, мог и покалечить окружающих. Моя Империя не могла умереть. Слишком хорошо зная ее силу, нельзя было поверить иноземцам, болтавшим всякую чепуху. Правда, через некоторое время я стал свыкаться с мыслью, что на этой планете может и не быть Имперского правления. А потом меня зачислили в команду, отправлявшуюся в систему Проциона. О Проционе ходило много разных слухов и баек, в которые не хотелось верить. Не в силах вспомнить собственное прошлое, я впал в депрессию, пытаясь преодолеть ее драками с другими обитателями клетки.

— Если мы хотим заполучить еду, самое время проломить несколько черепов! — воинственно прервал мои размышления Грыз и первым поднялся на ноги.

Еще три аргонианина из нашей шайки стали быстро пробираться к корыту, где орудовали Живоглот, Кривой и еще пять их «торпед». Заметив наш предсказуемый маневр, они растолкали сокамерников и достали из карманов лохмотьев заточенные стержни, в которых угадывались ржавые гвозди. Первый выпад в мою сторону был мастерски отбит мною ребром ладони. Ответный выпад угодил по хрустнувшему запястью бойца Кривого. Удар его пудового кулака я блокировал двумя руками и взял его локтевой сустав на болевой прием. Резко присев, перекинул противника через плечо, со всей силы ударив его головой об пол и по ходу сломав ему руку. Треснувший череп не оставлял ему много шансов на спасение. Такие раны, как правило, не совместимы с жизнью.

— На ножи! — выпрямляясь во весь свой двухметровый рост, яростно проревел Живоглот и, показывая пример, первым кинулся на меня с кулаками, защищенными зеленой чешуей.

Две группы существ, смертельно ненавидящих друг друга, начали кровопролитную потасовку, цель которой была проста — отобрать еду у соперника. Привычные к подобным дракам охранники собрались у клетки, не делая ничего, чтобы остановить возможные убийства.

— Ставлю пятерку на Сержанта! — азартно выкрикнул один из них. — Не подведи меня, Серж!

— Принимаю! А я полтинник на Живоглота! — радостно осклабился второй, достал из кармана бумажник и поспешно отслюнявил пять мятых десяток. — Он порвет его на части!

— Это мы еще посмотрим, кто кого уделает. В прошлый раз победил Сержант…

— Это было нечестно! Он мухлевал…

Поднырнув под раскинутые лапы Живоглота, я расквасил своей макушкой его подбородок. После чего, обхватив за бычью шею, изо всех сил ударил коленом в нос, а потом несколько раз ногой в промежность. Это место почти у всех существ было крайне чувствительным. Рептилия с Сафрона схватилась за отбитую промежность и глухо замычала.

— Эй, я же говорил, что он не умеет честно драться! — возмутился охранник, сделавший ставку на Живоглота. — Здоровяк, если не хочешь, чтобы тебя поджарили на медленном огне, перестань поддаваться и немедленно атакуй!

Взревевший от ярости Живоглот кинулся на меня, но налетел на мой кулак. Отшатнувшись, он тут же получил еще один сокрушительный удар — обеими ногами в грудь. Отлетел на несколько метров и ударился спиной о решетку. Взвыл от удара током и, словно подрубленное дерево, упал на пол. Подбежав к нему, пока он не очухался, я высоко подпрыгнул и приземлился всем своим весом на его лапы — сломав их в коленях. Вой боли перешел в жалобное верещание. Остальные заключенные, прекратив драку, испуганно жались по углам. Некоторые наиболее ловкие особы быстро набивали животы едой из корыта, справедливо рассудив, что, кто бы ни победил, он вряд ли станет с ними делиться. И в логике им нельзя было отказать.