Очарованный дембель. У реки Смородины - Сергей Панарин

– А ты кто таков? – спросила она.

Старшой удивился. Девушка вовсе не выглядела заплаканной и слишком уж убитой горем. Глаза, конечно, покраснели, сама бледна, только подчеркнуто опрятна и красива. Более того, было ясно, что она готова к какому-то делу, настроена на боевой лад.

– Чего молчишь? – буркнула она, хмуря густые брови.

– Иван. Ты меня ночью видела. Меня Федорин поставил тебя охранять.

– Прекрасно. Поможешь мне убийцу искать. Айда.

Емельянов-старший растерялся. Сыскарь не оставил инструкций насчет такого поворота событий. Если девчонке грозит реальная опасность, то лучше бы ей сидеть в покоях.

– Тебя дядька отпустил? – строго произнес Иван.

– Бедняга Почечуй сомлел. Я вас, стражников, знаю. Не хочется никуда идти, да? Ленивец.

Дембель усмехнулся. Василиса ему понравилась. Немного вздорная, зато решительная.

– Нельзя тебе по дворцу разгуливать. Вдруг покушение?

– Брось глупости молоть. Батюшку настигли. Захотят до меня добраться – доберутся. Так что разницы никакой.

Она двинулась по коридору, Иван поспешил следом. Откровенно говоря, он обрадовался тому, что намечается хоть какое-то дело. Смущало одно: розысками занимались неутомимый Федорин, его шеф-колдун да их помощники, причем пока безуспешно, и усилия княжны на этом фоне смотрелись по меньшей мере смешно.

Уверенно шагая к уродскому залу, Василиса составляла план действий. Прежде всего, она свернула в комнату, где провела почти всю ночь на руках дядьки.

– Садись, – велела она Старшому, пускаясь на лавку. – И подробно рассказывай, что видел вчера в зале и после. И про батюшку. Меня не жалей. Не неженка, потерплю.

Княжна и верно не производила впечатления неженки. Женственная, но не из породы оранжерейных барышень. Ивану пришлось выкладывать все подмеченное. Когда он описывал тело Велемудра, Василиса еле сдерживала слезы. Сдюжила. При упоминании фрески на потолке нахмурилась. Беседы с воеводой, волхвом и ценатором слушала внимательно, переспрашивала, точно ли Старшой передает их слова.

– Знаешь, Иван, очень уж ты толков для стража, – промолвила девушка после того, как парень замолк.

– Ну, я не совсем охранник, – пожал он плечами. – И к Федорину в службу мы с братом попали только потому, что деньги нужны. Мы к Бояндексу пришли.

Естественно, княжна захотела знать и подробности жизни Емельяновых. Старшому понравилась Василиса, и он решил быть с ней честным.

– Вообще-то, мы не из этого мира, – начал Иван, и минут двадцать девушка слушала его не отрываясь.

Он шпарил как по-писаному. Не без хвастовства упомянул о победах над всякой нечистью. Княжне удалось отвлечься от мыслей об убиенном батюшке.

– Чудна твоя басня, – промолвила она. – Поверить ей трудно, ну, пусть так и остается. Вернемся к кончине моего бедного родителя. Мне, равно как и сыскарю Радогасту, видится положение тела не случайным. Батюшка оставил весточку. И обращал ее ко мне. Главную отцову мысль я уже поняла. Круг, нарисованный кровью, означает наше доброе солнышко, бога Ярилу, а с ним и самого Сварога. Батюшка закрывает собой солнышко от Злодия Худича. Стало быть, миру грозит большая опасность, из нави исходящая.

Парень подумал, что Василиса потихоньку подвинулась умом, раз начала разводить теории о божественных разборках и угрозе солнышку.

– Откуда, ты говоришь, опасность? – мягко спросил Иван.

– Из нави. Будто ты не знаешь, что это.

– Честно? Нет.

Княжна озадачилась: «Если он таких простых вещей не ведает, может, он и верно пришлый из иного мира? Или издевается? Нет, паренек-то добрый и красавец. Честный тоже. Врать не стал бы».

– Ладно, мой верный страж, внимай мне, и я объясню тебе все по порядочку…

Из рассказа Василисы Емельянов-старший узнал многое.

На заре веков, когда не было ни земли, ни неба, существовал Первобог. Он и создал из себя все, что мы можем увидеть, потрогать, попробовать и услышать. А что мы не можем увидеть, потрогать, попробовать и услышать, он тоже создал. Первобог разделил мир на явь и навь. Наяву появились мать-сыра-земля и отец-небо, отец-солнце. От их любви родилось все живое.

В нави разместились два загробия: светлый Ирий, куда попадают праведные усопшие, и огненное Пекло, где обретаются грешники. Пеклом владеет кровожадный и неистовый Злодий Худич. Вечно голодный до людских страданий, он алчет новых душ и норовит вырваться в явь, дабы, к собственной радости, погрузить ее во мрак и приступить к истязаниям невинных.

Некоторые называют Худича Чернобогом. Другие величают змеем Волосом. Трудно судить, об одном боге идет речь или люди путают по незнанию нескольких. Времена, когда боги показывались народу, давным-давно миновали. Отголоски старых битв дошли до нас через легенды.

Старинная песнь об украденном солнце посвящена борьбе змея Злодия с Ярилою. Выбрался Худич в явь, собрал черные полки и пошел войной на светлых Сварога и Сварожичей. В ходе сражения змей проглотил светило, на землю сошла великая тьма. Но отважный и суровый Перун напал на Злодия, разя его молниями. Худич обратился в бегство, выпустив из рассеченного громовержцем чрева солнце.

Мировое зло было посрамлено и загнано обратно в навь. Пекло запечатали священными печатями, чтобы набег лютого змея не повторился. Но и единственная битва повлекла печальные последствия: ослабла Правда, в миру поселилась Кривда. Люд стал портиться, недоброму обучаться. От тех времен и пошла несправедливость.

Всякий раз, когда на солнечное небо набегают тяжелые тучи, словно сжирающие жаркое светило, и воет буря, потом проливается дождь, грохочет гром и сверкают неотразимые молнии, а затем тучи разгоняются, и над миром разливается живительный свет Ярилы, народ вспоминает тот самый великий бой богов. Тогда светлое воинство одержало победу, и горе тому, кто возжелает нового воцарения Злодия Худича!

– А что, есть и такие? – спросил Иван. – Федорин упоминал о колдунах и ведьмах, поклонявшихся Чернобогу полтора века назад. Может, твой отец ошибся, или его убийца притворялся последователем Злодия?

– Вот это вряд ли, – вздохнула Василиса. – Сыскарь о многом не догадывается. Он у нас привык полагаться на косные доказательства, искать выгоды лиходея и причины, сподвигшие на преступление. Жизнь сложнее. Истинные корни людских деяний часто объясняются лишь наличием более высокого и сильного промысла, нежели человечий. Батюшка мне об этом не раз говорил. Распутные шабаши, прекращенные моими предками, были лишь приманкой, отвлекающей от истинных последователей Худича-Злебога.

Следует сказать, что в какой-то момент беседе Василисы и дембеля стала мешать назойливая мошка. Очевидно, тепло дворца позволяло бодрствовать летучим насекомым и осенью. Сначала от докучной мошки отмахивалась княжна, затем противная мелюзга переключилась на Ивана. Он не выдержал и достал газету. Отмахнулся пару раз, и контуженная воздушным потоком дрозофила села на дубовый стол.