Ребёнок от чужого мужа - Дина Исаева

— Что означает "стабильно"?

— Сергею не становится хуже… но и лучше тоже.

Отсутствие динамики и каких-либо изменений… Врачи не дают преждевременных прогнозов, они не боги. Хорошо это или плохо, я не знаю. Радует только то, что в этой клинике за Сергеем постоянно ведётся наблюдение. Здесь хорошее оборудование и лучший персонал.

Маша хочет спросить что-то ещё, но дверь в палату неожиданно открывается. Я вижу на пороге мать Сергея. Она выглядит уставшей и измученной, что вполне логично. Её дочь тяжело больна, а сын, единственный кормилец и помощник, находится в коме.

Она слегка щурится, увидев меня, а затем переводит взгляд на Машу, отчего её губы начинают дрожать. Неужели увидела сходство с Сергеем? Всё поняла? У моей дочери одна-единственная бабушка… И та не знала, что о её существовании. Я чувствую себя бездушной эгоисткой, особенно сейчас, когда мама Сергея вопросительно на меня смотрит.

— Здравствуй, Катя, — произносит она тихим голосом.

— Добрый день, Галина Васильевна.

— А ты? Вы?.. Что здесь делаете?

Она выглядит потерянной и мне становится до боли её жалко. Уверена, что Сергей просто не успел рассказать матери о том, что у него растёт четырёхлетняя дочь. Здоровая, смышлёная девочка, без каких-либо ужасающих диагнозов, которые ставили мне во время беременности. Уверена, что Галина Васильевна счастлива. Она как никто другой прекрасно знает, что означает растить больного ребёнка, который ежедневно нуждается в помощи и наблюдении.

— Мы с Машей пришли к Сергею.

— Значит, Маша… — вздыхает она. — Она моя…

— Да, ваша внучка и дочь Сергея. Он совсем недавно об этом узнал и не успел вам рассказать. Сергей её очень сильно любит…

В уголках серых глаз Галины Васильевны собираются слёзы. Не знаю, о чем она сейчас думает, но мне становится её очень жаль. Я тут же пытаюсь сгладить момент, подзываю к нам Машу и знакомлю с бабушкой. Она ведёт себя вежливо, но долго не разговаривает. Забирается в кресло и просит у меня телефон, чтобы поиграть. А вот мы с Галиной Васильевной разговариваемся и не можем остановиться. Она приятный человек, жаль, что в прошлом мы мало общались. К счастью, ей хватает такта, чтобы не спрашивать где Наташа и как так вышло, что мы с Сергеем теперь вместе.

— Мам! Мам, — дёргает меня за рукав Маша.

— Малыш, не хорошо перебивать взрослых.

По палате разносится мелодия звонка.

— Это меня, — смущенно говорит Галина Васильевна. — Наверное, что-то с дочкой, — и выходит за дверь.

— Мам! — не унимается Маша. — Кажется, папа проснулся!

Мы с ней подходим к Сергею. Я рада быть рядом с ним в тот момент, когда он приходит в себя. Мы снова… одна семья. Вдруг дверь хлопает. Я оглядываюсь и мое сердце сжимается, потому что на пороге стоит Наташа.

Сергей

В странном состоянии я пребываю. Голова трещит как со страшного похмелья, а звуки долетают будто сквозь плотный полиэтилен. В горле сухо и изображение никак не желает складываться в общую картину. Есть размытый белый свет, кажется, из окна, и знакомая фигура, говорящая ее голосом. Моей Кати.

— Папа… — звенит знакомый детский голосок. Рука сама тянется вперед, потрогать его, но хватает лишь воздух. Неужели галлюцинации? Надеюсь, я умом не тронулся.

— Слава богу, очнулся… — всхлипывает еще один знакомый голос. Трясущийся, истеричный. Это Наташа, моя бывшая жена.

— Сереж… — и чуть громче: — Сереж!

Я моргаю раз за разом, потому что очень хочу ее рассмотреть. Мою Катю.

— Ты плачешь, что ли? — как оказывается, тяжело шевелить губами. Почти так же как и ворочать языком. Снова тяну руку. Так сильно хочется ее коснуться.

Катя обхватывает мою ладонь двумя руками и, наклонившись, целует. Я наконец могу разглядеть ее лицо. Уставшее, заплаканное и очень красивое.

— Как ты, Сереж? — я вижу как шевелятся ее губы. — Чувствуешь себя как? Что болит?

— Нормально все. Голова болит… И пить охота. Вы ведь Катя? — и не дав ей времени испугаться, пытаюсь улыбнуться: — Я шучу.

Ее лицо кривится. Она снова плачет. Зря я наверное пошутил.

Я перевожу взгляд за Катино плечо, и я вижу Наташу. На ее лбу темнеет ссадина. Она кусает губы и тоже плачет. Выглядит разбитой и виноватой.

— Прости, Сереж… Это из-за меня так. Я виновата, что ты… — всхлипнув, она прикрывает рот рукой. — Я думала, если ты не выживешь, с ума сойду. Все из-за меня…. Если бы я вела машину нормально и орала…Прости… Прости…

Перед глазами всплывает трасса и несущийся на нас автомобиль. Крик, удар, а дальше темнота. Чудо, что остались живы. Все могло быть гораздо хуже. И следом током бьет мысль о ребенке. Наташа ведь беременна. Я лихорадочно обшариваю взглядом ее живот. Дергаюсь, пытаясь подняться, но острая боль пригвождает меня к подушке.

— Наташ, — я смотрю в глаза. — А ребенок наш как?

Повисает тишина. Теперь губы кусает Катя, а Наташа, отступив, просто моргает. Выражение ее лица становится еще более виноватым.

— Сереж…

— Нормально все, — вдруг твердо произносит Катя. — Ничего страшного не случилось. Наташу почти не задело — только пара ссадин. Сереж, ты не напрягайся, — она со строгой улыбкой смотрит на меня. — Потом со всеми поговоришь.

Я опускаю глаза, ища источник третьего голоса. Я ведь точно слышал, что где-то разговаривала моя дочь.

Выясняется, что Маша стоит прямо за Катей и смотрит на меня во все глаза.

— Привет, малыш, — со второго раза улыбнуться получается легче. — Как твои дела? Ухаживала за мамой?

— Ухаживала, — кивает она и робко подходит к кровати. — Тебе больно?

— Немного. Выгляжу наверное некрасиво? Не пугаю тебя?

Она мотает головой.

— Нет, не пугаешь. Мы с мамой за тебя волновались. И тетя Наташа тоже. Все втроем плакали.

— И ты тоже?

— И я тоже, — хмурится дочка, но губы надувает так, будто снова готова расплакаться. — Ты же мне куклу дарил, и мы рисовали… Ты же мой папа.

Если бы я мог — обязательно ее обнял. Папой назвала. Головная боль отходит на второй план. К черту ноющие ребра и ощущения того, что меня неделю молотили ногами. Как же замечательно.

— Мы еще обязательно порисуем, когда я отсюда выйду, — обещаю я ей. — И кукол тебе много новых купим.

— Ладно, — тихо говорит дочка и, быстро приблизившись к кровати, касается моей руки своей теплой ладошкой. — Я буду каждый день к тебе приходить.

Я поднимаю глаза. Катя улыбается, но по ее щекам катятся слезы. Ее мне тоже хочется обнять, но едва ли сейчас подходящий момент.